Аркадий Смолин, специальный корреспондент РАПСИ

Месяц назад произошло событие, которое мало кто заметил, и еще меньше людей придало ему существенное значение. Между тем, оно вполне может оказаться последней в обозримом будущем попыткой создания в России социальных условий пригодных для жизни.

Группа энтузиастов сняла документальный фильм о вреде гормональных контрацептивов. Материал заинтересовал один из федеральных телеканалов, который и продемонстрировал его в эфире. Рейтинг фильма оказался на уровне вечерних телешоу, благодаря чему он вполне мог спасти здоровье и жизни сотен и тысяч женщин.

Но что еще важнее, фильм выглядел как подходящий прецедент для запуска цепной реакции – появления аналогичных гражданских инициатив в самых разных уголках России.

Благодаря резонансной теме – здоровья и материнства – к начинанию было бы привлечено самое широкое внимание, что дало бы возможность специалистам в своих областях получить от местных властей и бизнеса поддержку для просвещения и оказания помощи максимально широкому кругу окружающих.

Или, на худой конец, граждане могли бы использовать материалы этой передачи для привлечения к ответственности в суде недобросовестных врачей и производителей опасных препаратов. Нескольких исков было бы достаточно, чтобы целесообразность циничных методов заработка стала бы неочевидной для представителей всех отраслей российского рынка.

Однако, похоже, единственной реакцией общественности на гражданский просветительский проект оказался поиск заказчика. Телефоны канала оборвали агентства в поисках того, кому выгоден такой наезд на продавцов контрацептивов. Ну не может же кто-то сделать что-то в противовес крупным фармацевтическим компаниям?!

Недоверие к любому проявлению доброты, альтруизма психиатры обычно расценивают как симптом серьезной болезни пациента. Даже, если речь идет о целом обществе. Однако чтобы поставить точный диагноз, нужно внимательно изучить историю болезни.

Конец доброты

Меньше полутора лет прошло с тех пор, когда практически все ведущие СМИ обсуждали моду на добрые поступки, казалось, охватившую все слои населения России. Кто-то трактовал происходящее как долгожданное рождение гражданского общества, другие – как новую форму оппозиционного движения… Все сходились на том, что разочарованное властями общество готово забыть внутренние противоречия и научиться самостоятельно решать собственные проблемы.

"Люди научатся дарить и станут практиковать дарение в своей повседневной жизни. Нет ни малейших сомнений – если такое произойдет, то мир точно изменится, он неминуемо станет лучше. Ведь что такое повсеместное дарение? Это пространство максимального доверия друг к другу. Это всеобщая вера в благородство и честность человека", - будто сговорившись, писали одни и те же тезисы авторы стартапов в разных сферах жизни.

Теория малых дел, экономика утекания, территория самодостаточности, политизация альтруизма… За эти полтора года родилось и умерло столько идей и руководств к действию, сколько не сгенерировала общественная мысль за последние десять лет. И практически все они должны были чуть ли ни в мгновение ока сделать жизнь каждого человека в России чуть более человеческой. Пока шел отбор самой эффективной идеи, никто не заметил, как мода на доброту растаяла без следа.

Подвешенный кофе выпила молодежь, воспитанная купонной эпидемией (Groupon, Biglion и пр.). Организаторы мест бесплатного обмена оказались погребены под горами барахла, из которых без всякой компенсации было извлечено все сколь-либо ценное. Помощь нуждающимся через благотворительные фонды окончательно выродилась в политический жест, что заставляет сострадательных граждан тратить последние силы на попытки самостоятельно связаться с нуждающимися. Под конец, решимости потратить оставшееся время на реально полезный поступок уже не хватает – приходится попросту откупаться от своей совести.

Исследовавшая эту тему до меня Евгения Пищикова, заметила, что добро оказалось включено в товарно-вещевую цепочку, которую все участники стали рассматривать только как рыночный инструмент. После чего у людей, избравших такой путь, не осталось никакой иной перспективы, кроме как признать деньги единственной действенной ценностью.

"Поймите, деньги без доброты куда как лучше, чем доброта без денег. Деньги сами по себе несут в себе добро, в них – жизнь, сила. Кому нужна доброта без денег – это квартиры, полные полуголодных животных, и бедные сироты, которых берут в бедные семьи, где они опять начинают выживать вместе с нищими родителями, и которых потом зовут усыновленышами", - проповедуют ныне бывшие апологеты доброты.

В конце концов, все участники "рынка доброты" - как доноры, так и реципиенты – оказались участниками хоровода всеобщего подозрения. Выглядит он примерно так.

Группа энтузиастов прикладывает недюжинные усилия, чтобы помочь, просветить и даже спасти жизни максимальному числу сограждан, выбирая для этого одну из самых востребованных тем. Однако те самые сограждане, ради спасения которых энтузиасты тратят собственные сбережения, не верят им. Вместо этого, они продолжают достраивать глухую стену тотального недоверия от телевизора до Интернета. Это недоверие вызвано тем, что люди привыкли: любое обращение к ним мотивировано чьими-то меркантильными интересами. Любой совет они воспринимают как чей-то пиар.

Впрочем, так ли уж безосновательны эти предрассудки?

Например, не является большим секретом намерение российских представительств фирм, разоблаченных в упомянутой выше документалке, профинансировать съемку ответного фильма. Под видом заботы, подражающей тональности энтузиастов-просветителей, по-видимому, он будет внушать женщинам безальтернативность гормональных препаратов. И вот этот фильм, действительно, станет угрозой для здоровья россиян государственного масштаба. В такой ситуации, когда не осталось явных критериев добра, оказывается, уж лучше не верить никому.

Но тут возникает вопрос: как же тогда женщины вообще смогут позаботиться о своем здоровье, где им находить полезную информацию?

Напрашивается только один выход – теория малых дел. Например, бесплатные консультации специалистов-волонтеров. Но они априори выглядят бесполезными, потому что ими мало кто решится воспользоваться из-за всеобщего недоверия. А недоверие это уходит своими корнями в страх, загнанный в подкорку каждого человека, жившего в России последние двадцать лет – страх, что за все потом придется платить. Причем "бесплатные" вещи будут стоить в два-три-десять раз дороже.

У экономистов есть версия, что развитие любой страны, общества идет по одной, заданной в переломный момент (революция, смена режима, война…) колее – path dependence. Не будем отвлекаться на обоснования действенности этой теории – интересующиеся могут ознакомиться с трудами Ангуса Мэддисона. Заметим только, что, судя по всему, в последние годы колея российского общества закольцевалась.

Гражданское общество задыхается из-за тотального недоверия. Недоверие базируется на религиозной вере в деньги как основе всего сущего. Попытки прорвать это недоверие героическим альтруизмом гражданских инициатив мгновенно компрометируются мошенниками, которые пытаются нажиться на любом проблеске доверия. Поэтому единственным противоядием от участия в лохотроне, ставкой в котором иногда являются собственные здоровье и жизнь, остается только сведение всех мотивов посторонних людей к деньгам. И далее – по кругу.

Распределение масок

Изучая распространение этой эпидемии, нельзя не заметить, как часто недоверие к окружающим произрастает из недоверия к собственным силам в попытках что-либо изменить. Люди чувствуют себя персонажем книги Владимира Сорокина "Голубое сала", который плывет в качестве запятой в гигантской фразе, написанной на воде человеческими телами. Что бы ты ни делал – все равно оказываешься знаком препинания в написанном кем-то сценарии.

В самых невинных событиях гражданам мерещится некий умысел, план. Если все вокруг рассыпается, разваливается, заброшено и гниет – деньги украли. Если строят велодорожки, благоустраивают парки, открывают театры – деньги отмывают. Все митинги – за, против властей или вовсе аполитичные – проплачены. Положительные отзывы в СМИ – даже на самые бытовые, непригодные для бизнеса темы – пиар. Отрицательные – наезд. Даже если все граждане единогласно возмущаются качеству вредного товара – это ничто иное, как спланированная акция по совместному наезду.

Поиск подлинных причин событий стал паранойей современного общества. Наклеивание масок – любимым развлечением. "Фашист", "коллаборационист", "русофоб", "кремлевская пропаганда", "гомосексуальная пропаганда", "госдеповский заказ"… Этому есть вполне объективные объяснения. Нынешняя актуальная версия "национальной идеи" - практичность, приземленность, юридизация – способствует стиранию личностей людей. Остается профессиональный функционализм.

Театральный критик Марина Давыдова обнаруживает, что основные законы взаимоотношений в современном российском обществе практически исчерпываются законами "комедии дель арте". Арлекин, Панталоне, Коломбина в любой истории, в любой сцене, от начала до конца всегда вынуждены играть одну и ту же роль. Публика изначально лишает их права и шанса на перемены.

"Недоверие сограждан друг к другу оборачивается неумением, а главное, нежеланием увидеть в другом живого и сложного человека, а не вот эту самую маску. И уже почти никого не смущает, что, интерпретировав поступки другого в духе "комедии дель арте", тот, кто это сделал, сам в скором времени может стать жертвой "интерпретации". Он тоже будет воспринят не как живой человек, а как участник некоего проекта, функция, исполнитель некоей роли. И его слова будут истолкованы, как текст этой роли. Маховик набирает обороты", - отмечает Давыдова.

Совы – не люди

Считается, что способность доверять общество массово потеряло в начале девяностых, пережив "шоковую терапию" реформ. Опыт существования в новых рыночных условиях в России совпал с трансляцией по государственному телевидению легендарного сериала "Твин Пикс", воспитавшего целое поколение. Даже те, кто не смотрел его, усвоили главный урок американских сценаристов: совы не то, чем кажутся. Но ведь то совы! А эти опростившиеся до таких пределов, что впору усомниться в правомерности теории эволюции, люди – какие же это, к чертям, совы?!

Как бы там ни было, поколение запомнило и сохранило, полученные в девяностых уроки. Именно его возмужание в нулевых превратило недоверие в доминирующую идеологию нации. Они стали базой для построения в стране среднего класса, который так долго все ждали, связывая с ним автозапуск качественного перерождения страны.

Средний класс появился, и сразу же перестал интересоваться абстрактными проблемами, выходящими за границы резервации работа–семья–отпуск. Интеллектуалы оказались не нужны среднему классу, а следом интерес к ним утратили и массы. Всеобщее пренебрежение привело к кризису самих интеллектуалов. В результате чего большая их часть попыталась найти подход к резко опростившейся аудитории, используя все более примитивную аргументацию.

Что происходило с другой частью интеллектуалов, хорошо описывается в одной из последних работ живого классика психологии – Филиппа Зимбардо. Главная идея его книги "Удивительно простые личности политиков" заключается в том, что американский политик для того, чтобы соответствовать своей должности обязан иметь уровень образования – от Гарварда и выше, а личность его должна быть сложной, многогранной и глубокой. Но публике политическая фигура все равно кажется очень примитивной и поверхностной. Постепенно и сами политические деятели подстраиваются под это восприятие. Так интеллектуалы становятся очень простыми.

Интеллектуалы деградируют, подстраиваясь под упрощающуюся публику, а публика продолжает упрощаться, лишившись стимулов воспринимать содержательные концепты интеллектуалов. Мы сталкиваемся с результатами этого процесса ежедневно, когда слышим, как для решения сложных проблем предлагаются все более простые способы: "хватит кормить Кавказ" - как решение проблем терроризма и межнациональных отношений, приковывание наручниками к батарее – как эффективное средство лечения наркоманов...

Лексика становится проще, рецепты – жестче. Поминать историю нацизма/фашизма всуе мы не будем.

Файловое мышление

Вместо этого мы лучше остановимся подробнее на вопросе: как подобная деятельность интеллектуалов влияет на массовое бессознательное?

За каждой группой и публичной фигурой в России закреплены определенные роли и функции. Если функция уже не нужна, фигуру или группу выводят из игры. Поскольку любая политическая и гражданская активность есть, по сути, спектакль, то вывод из игры должен быть эффектным и назидательным, особенно для тех, кто забыл, что он не человек, а лишь носитель функции. Эта мысль является раскавыченной цитатой коллективного разума Рунета. Вот так примерно воспринимается причина любого гражданского поступка пользователями блогов, форумов и соцсетей.

Филолог Михаил Эпштейн определяет такой доминирующий в российском обществе способ мышления как файлократия. Он описывает это как "диктат файлов и файлообразного мышления в человеческой жизни в компьютерную эру, когда вся жизнь раскладывается по полочкам, как по файлам". Жизнь расписана по категориям, которыми люди широко пользуются, как ярлыками, для обозначения той или иной формы деятельности. Стремление упорядочить жизнь в соответствии с рекламными идеалами инструкциями и самоучителями: "как правильно организовать досуг", "как создать хорошую семью", "как сделать предложение" и так далее.

В конце концов, это приводит к тому, что все ценности и стимулы оказывается проще всего сгруппировать в одну папку с тегом "деньги".

Все бы это было абстрактным морализаторством, не имеющим никакого отношения к праву, если бы за данной тенденцией не просматривались интересы некоторых обленившихся государственных органов.

Все больше экспертов из различных гуманитарных дисциплин в последнее время сходится во мнении, что государство, наконец, определилось с идеологической линией. Новой нацидеей становится всеобъемлющее опрощение.

Обсуждение любой сложной проблемы подменяется вбросом примитивного концепта. "Жизнь страны состоит из клубка непростых проблем", - говорит политконсультант Иван Давыдов. Можно думать, как этот клубок аккуратно распутывать. А можно наугад дергать за нитки, декларативно объявляя сложное простым. Сомневающиеся  в эффективности простых решений, в т.ч. активисты гражданских инициатив, оказываются подходящими исполнителями ролей врагов. Именно на этих врагов и объявляется охота, что отвлекает внимание публики и дискредитирует практически все правовые институты.

Можно, конечно, назвать обсуждение этой проблемы как риторизм. Вроде бы, какой смысл раздувать пафос, если все равно за каждым поступком, в конце концов, обнаруживается чья-то рука?

Однако, на наш взгляд, именно в таких суждениях и кроется исток обозначенной проблемы. Мы могли бы ограничиться высказыванием известного американского социолога Уолтера Липпмана, полагавшего, что «необученный наблюдатель вычленяет из внешнего мира только те знаки, которые он может распознать». Однако в подтверждение его слов приведем еще и объективный биологический факт.

Ученые провели исследования, в которых людям предлагали разделить последовательности чисел 0 и 1 на случайные и неслучайные. Например, такие: 0110101, 01010101, 1010001, 11001010, 0011111. Выяснилось, что люди систематически ошибаются, определяя как неслучайные последовательности от генератора случайных чисел. Человек склонен считать неслучайными последовательности, в которых больше четырех повторений одной цифры или две разные цифры повторяются регулярно. То есть, в повторении люди склонны видеть закономерность.

Понятно, зачем это было нужно эволюционно: когда информации мало, лучше считать любое совпадение закономерностью. Два раза увидел след медведя у реки, и больше туда не пойдешь. Лучше перестраховаться, потратив силы на более дальний путь к воде, чем сэкономить их для попытки убежать от медведя. Однако в условиях избытка информации это свойство порождает искажения картины мира. Достаточно раскрутить несколько скандалов вокруг проплаченных пиар-акций, и все попытки просвещения публики будут выглядеть либо как рекламная кампания крупных корпораций, либо рука Госдепа.

От "паранойи" к паранойе

Социологи давно признали одним из самых эффективных и активно используемых в новейшее время способов обезоружить какой-нибудь народ – маргинализировать жизненно важные для него области. Чаще всего в качестве примера приводят науку, но в нашем случае, пожалуй, можно говорить и о гражданских инициативах. Чтобы у общества не было даже шанса сформировать самостоятельные независимые от власти и коррумпированных чиновников институты, надо сделать неприличным, подозрительным само участие в любой гражданской инициативе. Надо признать, что иногда для этого даже нанимаются специальные провокаторы.

Итак, допустим, общество целенаправленно маргинализируется, его бомбардируют обманками и фальшивками, как свои, так и чужие. Заявленный постмодернистами "кризис авторитета" добрался уже до детских садов. Верить некому, верить нечему, и сил на собственное мнение уже никаких нет – выжить бы. Допустим, так оно и есть. И тем не менее все это не может являться оправданием, поблажкой для вменяемого человека. Как говорил великий филолог и мыслитель Михаил Гаспаров: "У человека, собственно говоря, нет никаких прав. Но у него есть главная обязанность. Обязанность понимать".

Можно смириться с тем, что большинство окружающих тебя людей никому не верит и видит во всем чей-то заказ. Однако из психологии известно, что такие симптомы рано или поздно обычно заканчиваются одним исходом – клиническим параноидальным бредом. И динамика роста психических, пограничных заболеваний, фиксируемая в последние годы во многих областях нашей страны, явно подтверждает эту угрозу.

Можно жить в атмосфере тотального недоверия, гораздо сложнее выжить в атмосфере агрессивного бреда.