РАПСИ продолжает публикацию цикла исторических расследований кандидата исторических наук, депутата Госдумы первого созыва Александра Минжуренко о событиях, случившихся в России сто лет назад. Десятый материал посвящен малоизвестной истории о том, как понимание важности юридических понятий «легитимность» и «легальность» и различий между ними позволило перехватить власть в России, изменив ее историю.

Как говорят историки в самом начале любого симпозиума: давайте договоримся о терминах. Каждое слово должно пониматься участниками разговора одинаково по содержанию и значению. Разное толкование понятий и категорий в общественных науках всегда ведет к непониманию и непродуктивным спорам. Вот и указанные в заголовке два термина также по-разному толкуются специалистами. Дабы не вторгаться в сложные терминологические споры давайте договоримся о том, как мы будем понимать эти термины в рамках нашего расследования.

Легальность государственной власти – это юридическое обоснование власти в соответствии с правовыми нормами: конституцией или законом о престолонаследии. Тут, кажется, всё понятно: в основе такой власти лежит закон. Если же речь идет о какой-либо новой власти, то тут очень важно правопреемство: прежняя законная власть должна оформить передачу полномочий в виде определенного документа. И если законность прежней власти не вызывает сомнений, как не вызывало сомнений законность 300-летнего правления дома Романовых, то и новые органы власти становятся легальными.

Сложнее дело с пониманием термина «легитимность». И не случайно до XIX века в него входила и «легальность», но насильственные революции потребовали ввести новый термин и легальность с легитимностью разошлись. Ведь новая власть, отрубив голову королю, могла и не озаботиться получением от него акта о передаче власти, т.е. она власть узурпировала. Но эту власть признало большинство населения, и она тем самым становилась легитимной (но не легальной). Организовав всеобщие выборы и создав новые законы и конституцию, новая власть становилась тоже законной, приобретя вместе с легитимностью и легальность.

В Государственной думе России было очень много людей с юридическим образованием и соответствующим менталитетом. Отсюда все их хлопоты насчет легальности новой власти и правопреемства. При таком преувеличенном внимании к этому аспекту им нужно было, чтобы именно царь назначил нового премьер-министра нового правительства. В противном случае с легальностью у них было бы слабовато.

Только посмотрите, насколько думцы были законопослушными людьми даже на пике революции. Как только они услышали указ царя о прекращении работы Думы 27 февраля, они тут же покорно покинули зал заседаний и собрались в другом, неофициальном, зале на «частное совещание»: они не посмели ослушаться государя. А их председатель Родзянко лишь послал царю слезливый истеричный упрек: «Последний оплот порядка устранен».

И только тогда, когда правительство ушло в отставку, военная власть исчезла, а солдаты заняли Таврический дворец, депутаты буквально вынуждены были хоть как-то сорганизоваться. Был создан Временный комитет Государственной думы с очень скромными полномочиями: «для водворения порядка в столице и для сношения с лицами и учреждениями». Стремительное развитие событий и напор революционных масс заставил думцев сделать и следующий шаг: 1 марта было образовано Временное правительство. Да, они уже назвали себя правительством, но их мучал вопрос: а как же быть с его легальностью, с правопреемством.

Гучков и Шульгин, отправившиеся к императору в Псков и должны были решить эту важнейшую проблему легальности новой власти. И царь пошёл им навстречу. Вечером, уже после подписания манифеста об отречении, Николай II подписал указ о назначении князя Г.Е.Львова председателем Совета министров. Однако, манифест был помечен временем подписания - 15:05, а указ о назначении нового премьер-министра был подписан якобы в 14:00. Это и понятно: указ о формировании нового правительства был подписан вроде бы еще действующим монархом, так что преемственность власти оказалась соблюденной, а Временное правительство получило желанную легальность. При желании его вполне еще можно было назвать «царским».

Таким образом, у думцев получилось все просто замечательно: и революция прошла относительно бескровно, и все юридические процедуры законной передачи исполнительной власти в их руки были соблюдены. Правда, вот с сохранением монархии дело не заладилось, но по этому поводу переживали лишь самые правые депутаты, а остальные в два дня перекрасились в республиканцев и решили действовать по обстановке.

А обстановка в этой революции складывалась необычная. Временное правительство чувствовало себя первое время недостаточно уверенно: новоявленные министры всё время ждали контрреволюционных шагов приверженцев самодержавия, ходили слухи о продвижении каких-то войск в направлении Петрограда, о заговорах внутри столицы. Но опасность и конкуренты подкрались не справа, а слева.

Параллельно с формированием Временного комитета Госдумы здесь же в Таврическом дворце был создан Совет рабочих и солдатских депутатов. В его Исполком вошли представители социалистических партий: социал-демократы и эсеры. Из первых 15 членов Исполкома большевиков было всего два. Председателем был избран меньшевик Н.С.Чхеидзе, а его заместителями – меньшевик М.И.Скобелев и эсер А.Ф.Керенский. После пополнения Исполкома в нем числилось 36 человек, включая 7 большевиков.

Вот эти товарищи совсем не были озабочены своей легальностью. Источником власти для них был революционный народ, а не помазанник божий. Но зато они озаботились своей легитимностью: им нужно было признание их власти со стороны населения. И они сделали для этого просто гениальный шаг: первый же документ привлек на сторону Петросовета весь, без исключения, гарнизон, что и явилось важнейшей частью процесса легитимации этого органа власти.

Всё, о чем мечтали солдаты – всё попало в этот приказ. Согласно ему, во всех ротах и командах создавались выборные солдатские комитеты, которым и стала принадлежать власть в подразделениях и частях. Офицеры даже по их требованиям не могли получить оружие у комитетов. Отменялось титулование офицеров и отдание им чести вне службы. «Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов и, в частности, обращение к ним на «ты» воспрещается», - говорилось в приказе. И главное, все части гарнизона фактически подчинялись отныне Совету, а не военной комиссии Государственной думы. А вот это уже реальная осязаемая власть.

Да, можно этот приказ, как и другие постановления Петросовета, обвинять в популизме, а советских деятелей называть демагогами, но все воинские части охотно выполняли распоряжения Совета и с недоверием относились к бумагам, исходящим от Временного правительства. И этот факт вынуждены были признать и депутаты Думы.

Итак, формальная власть была у Временного правительства, а реальная сила – у Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Сложилось двоевластие. Оказалось, что в революционное время легитимность одного из органов, т.е. признание его со стороны вооруженных людей, перевешивает легальность другого органа, у которого вроде бы и был законный мандат на всю власть.

Кстати, и сами члены Временного правительства, которые так хлопотали по поводу правопреемственности и гордились тем, что их премьер законно назначен императором, довольно скоро стали стесняться этого факта. И до них дошло, что если они не будут признаны народом, то царский указ превратится в ничтожную бумажку. И потому вскоре «временные» министры стали предпочитать называть себя и свое правительство производными от народной революции, а не ставленниками монарха. Очень быстро стало не модно щеголять тем самым вожделенным царским указом о назначении Львова и про него просто забыли. А еще точнее: от него просто отреклись и в историю вошло то, что Временное правительство – порождение революции.

Таким образом, новая формальная власть предпочла легитимность своей легальности, уяснив, что ей надо не императорскими мандатами размахивать, а добиться доверия у народных масс, у солдат. Но ниша народных заступников была уже занята Петросоветом, и потому правительство вынуждено было апеллировать к населению только через этого признанного народом посредника. И оно пошло на поклон к этой новой демократической власти: Временное правительство было сформировано как высший орган государственной власти исключительно «с разрешения» Исполкома Петроградского Совета.

А почему Совет, имея в руках 160 тысяч вооруженных солдат, которым никто не противостоял, отдал свою реальную власть этой кучке напуганных, растерянных думцев? Здесь ответ лежит не в области правовых концепций, а в сфере политических доктрин. В Совете было намного меньше юристов, чем во Временном правительстве, и они руководствовались главным образом положениями марксизма и других революционных учений.

Руководители Совета твердо знали, что революция в полуфеодальной стране, согласно теоретическим схемам, могла быть только буржуазной, и власть поэтому и должна была перейти к буржуазии. Вот такая догма довлела над ними. Лозунги же социалистической революции сейчас выдвигать было рано.

Всё должно было развиваться поэтапно, согласно очередности. И никто в Совете не возражал против этой железной логики… Но потом приехал Ленин.

Продолжение читайте на сайте РАПСИ 28 апреля.