Снятие обвинения с Кевина Спейси, а также отсутствие за прошедшие два года заметных случаев подтверждений в суде публично озвученных обвинений в харассменте позволяет поставить точку в первом этапе существования феномена MeToo. Настал момент рационально оценить его роль в правовой истории развития общества. 


В ходе заседания суда в американском городе Нантакет прокуратура отозвала выдвинутые против актера Кевина Спейси обвинения в сексуальных домогательствах. Молодой человек, на показаниях которого строилось обвинение, на протяжении двух лет утверждал, что обменивался деталями инцидента со своей девушкой по мобильному телефону. Когда анонсированную переписку потребовалось предъявить в суде, потенциальный потерпевший заявил, что потерял телефон. 

Несостоявшийся обвинитель привлек настолько большое внимание медиа, что вслед за ним Спейси обвинили в домогательствах еще пара десятков людей. Это не повлекло за собой юридических последствий, однако нанесло невосполнимый материальный и репутационный ущерб актеру. Уже в самом начале данной кампании, в ноябре 2017 года, Forbes подсчитал, что только из-за отмены съемок в сериале «Карточный домик» Спейси лишится около 6,5 миллиона долларов. Также со актером разорвали контракты на съемки в ряде фильмов. 

Потери Спейси не были обоснованы никакими доказательствами. Несмотря на большое количество людей, называвших себя жертвами домогательств кинозвезды, практически никто из обвинителей даже не попытался подать иск в суд. Фактически речь в обвинениях, которые стоили актеру карьеры, идет не о преступлении, а о неуместных предложениях, на которых Спейси после прямого отказа не настаивал. 

Несмотря на отсутствие прямых доказательств вины Спейси, обвинения как в адрес него, так и некоторых других деятелей кино и шоу-бизнеса, максимально широко освещались в СМИ. Вероятно, это стало причиной возникновения многочисленных воспоминаний, как о реально пережитых, так и о мнимых случаях сексуального насилия – эпидемии жертв. По всей видимости, из-за медийности имен обвиняемых создалось ощущение, будто это первый подобный случай в истории.

В действительности же весьма схожий феномен уже охватывал американское общество в 1970-е годы. Детали той истории схожи с нынешней до полного слияния. А забылась она, надо полагать, из-за того, что действующими лицами тогда были простые люди, а не звезды Голливуда. А также из-за ее развязки. 

Число заявлений и исков о ранее пережитом сексуальном насилии, которые жертвы вспомнили и осознали годы спустя, в семидесятые было настолько велико, что американской полиции пришлось обращаться за консультационной помощью к психологам. Поначалу казалось, что вскрыта страшная тайна про устройство общества, что теперь изменится восприятие насилия. Важно заметить, что это был пик второй волны феминизма. 

Люди во время психотерапевтических сеансов вдруг начинали вспоминать о пережитом в детстве насилии со стороны кого-то из родственников. И под впечатлением этих воспоминаний люди, считавшие себя жертвами сексуального насилия, начали подавать в суд на свою родню. 

Но вскоре выяснилось, что подавляющее большинство «жертв» таковыми не являлись. Воспоминания о насилии оказались массовым психозом. Зафиксированы случаи, когда девушки во всех подробностях описывали изнасилования (например, со стороны отца на протяжении семи лет), однако экспертиза устанавливала девственность «пострадавшей» или отсутствие насильника в городе в этот период. 

В результате изучения этой эпидемии мифического харассмента и придуманных изнасилований исследовательница Элизабет Лофтус открыла феномен ложных воспоминаний.

Помимо явных лжесвидетелей и клеветников, которые использовали хайп для мести или попытки заработать (как путем шантажа «насильников», так и с помощью компенсаций ущерба), множество людей искренне поверили в то, что они также являлись жертвами насилия и даже «вспомнили» детали пережитого. Зачастую это им внушали психотерапевты, путем наводящих вопросов, трактовок, подсказок (как сейчас в некоторых случаях происходило внушение путем требования переосмыслить свои действия и бытовые ситуации в новом контексте).

Предыдущая инкарнация MeToo не повлияла на правовую систему, зато обогатила психологическую науку большим досье фактов о том, что ложные воспоминания могут возникать не только при психических расстройствах, но и у здорового человека. Сам человек не всегда способен отличить ложные воспоминания от истинных, так как между ними нет физиологической и психологической разницы.

К слову, феминизм, чьи активисты, не вдаваясь в детали, поддерживали в семидесятых всех женщин, называвших себя жертвами, вскоре после той истории на пару десятилетий потерял свое влияние и маргинализировался.

Проблема не только в том, что в семидесятые так кардинально и не изменился подход к насилию, но также и в том, что несмотря на масштаб и плачевные последствия тех событий для многих людей (множество отцов, мужей и других жертв массового психоза успели незаслуженно осудить), даже научно доказанный факт, как мы сегодня наблюдаем, почти ничему не научил общество, готовое к зеркальному повторению той же трагической ошибки.

Как показывает история MeToo, даже прозрачность информации, возможность самостоятельно верифицировать факты, доступ ко всем возможным базам данных не сказывается на объективности и рациональности общественного мнения. Эмоциональная аффектация создает все условия для новой волны необоснованных осуждений. Возможно, это происходит в том числе и в результате крайне избирательного подхода к фактам.

Заметим, что карьера Спейси оказалась разрушена даже при том, что формально он даже не был незаконно обвинен (лжесвидетельство/клевета заявителя не признано таковым). В этой связи следует остановиться на статистике, которая ввиду многочисленных случаев необдуманного повторения приняла вид научного факта. Именно в такой подаче калькируется информация о том, будто число ложных обвинений в изнасилованиях составляет только 2-8%. 

«Реалистичная и фактически доказуемая оценка процента ложных обвинений в изнасиловании в 2-8% показывает таким образом, что американцы драматически преувеличивают частоту этого явления», – говорится, например, в выводе одного из популярных в феминистских кругах исследований.

При этом происходит явная подмена понятий: эти цифры подаются как абсолютный показатель всех ложных и ошибочных обвинений. Хотя в реальности статистика учитывает только тех, кто отправился в тюрьму (обычно на очень большой срок), где у насильников крайне тяжелая жизнь (к слову о том, что лучше обвинить невиновного, чем оставить безнаказанным виновника). В силу сложности доказательств невиновности обвиняемых в изнасиловании зачастую оправдание происходит спустя годы и даже десятилетия – компенсировать полученную за это время не заслуженную травму невозможно. 

Дела об изнасилованиях пересматриваются крайне редко, это происходит только в случае заведомо ложных обвинений, которое удается опровергнуть либо в силу его абсурдности, либо при наличии очевидных улик (даже ДНК не всегда служит поводом для отмены приговора). Огромное количество более сложных случаев (например, когда инициировавшая интимную близость женщина использует ее для шантажа или добровольность акта впоследствии пересматривается одним из участников) в ней не учитываются. 

Использование такой статистики симметрично и равнозначно употреблению термина «сексуальное насилие» и учету его в статистике исключительно в отношении столь же однозначных случаев – только тех жертв, которые до последнего сопротивлялись, получили в ходе борьбы заметные физические увечья, сохранили следы ДНК определенного человека... Легко проверить, что число таких жертв не превышает число незаслуженного осужденных. Так же, как и число подвергшихся сексуальному насилию в нормальном понимании этого термина, как отмечают адвокаты, сопоставимо с числом незаконно обвиненных в нем. 

Все это, конечно, никоим образом не умаляет серьезность проблемы изнасилований, но дает возможность с большей ответственностью относиться к высказываниям о не менее опасной проблеме (в плане последствий для жертвы) лжесвидетельства и клеветы.

Напомним, согласно статье 131 УК РФ (изнасилование), максимальное наказание за изнасилование составляет 20 лет лишения свободы. Клевета, соединенная с обвинением лица в совершении преступления сексуального характера (статья 128.1 УК РФ), – штраф до 3 миллионов рублей. 

В реальности, по словам адвокатов, в России за клевету можно отсудить не более 100 тысяч рублей. Понесенный ущерб в результате даже заведомо ложных обвинений в подавляющем большинстве случаев несопоставимо выше, что превращает ее в весьма выгодное предприятие.

Более того, по данным руководителя Международной правозащитной группы «Агора» Павла Чикова, 22% всех оправданных в 2016 году – люди, обвинявшиеся в клевете (589 человек). «Вероятность оправдания обвиняемого в клевете феноменальная — 85%». Для сравнения: вероятность оправдания обвиняемого в изнасиловании — 0,1%.

Проблема изнасилований, конечно, очень велика, в т.ч. в России. Но не менее велика и опасна проблема ложных обвинений, шантажа, заказных пиар-кампаний, безнаказанному распространению которых сильно способствует односторонний взгляд на ситуацию. 

Радослав Руднев