Мы представляем вашему вниманию все материалы, которые легли в основу уголовного дела в отношении профессора Филиппа Филипповича Преображенского. Все цитаты взяты из литературного первоисточника.

Читать далее:

Обвинитель: "Живет Преображенский тем, что починяет альфонсов и шлюх" >>>

Защита: "Преображенский дал псу шанс стать человеком" >>>

Реплики сторон: "Допускаю, что обвинителю не нравятся состоятельные люди" >>>

Приговор >>>

Незаконное предпринимательство

Почему известный врач, "мировое светило", профессор оперирует дома, а не в клинике? Вероятно, по той же причине, по которой его клиенты платят большие деньги, чтобы об их операции никому не стало известно. По сути, это подпольная клиника для бизнес-клиентов, преступников и запрещенных экспериментов. Все операции оплачиваются "черным налом".

"- Хе-хе. Мы одни, профессор? Это неописуемо, — конфузливо заговорил посетитель. - Пароль д'оннер — 25 лет ничего подобного, — субьект взялся за пуговицу брюк, — верите ли, профессор, каждую ночь обнаженные девушки стаями. Я положительно очарован. Вы – кудесник. (…)
— "Я же той, что всех прелестней!.." — Дребезжащим, как сковорода, голосом подпел пациент и, сияя, стал одеваться. Приведя себя в порядок, он, подпрыгивая и распространяя запах духов, отсчитал Филиппу Филипповичу пачку белых денег и нежно стал жать ему обе руки".

"— Клянусь богом! — Говорила дама и живые пятна сквозь искусственные продирались на ее щеках, — я знаю — это моя последняя страсть. Ведь это такой негодяй! О, профессор! Он карточный шулер, это знает вся Москва. Он не может пропустить ни одной гнусной модистки. Ведь он так дьявольски молод. — Дама бормотала и выбрасывала из-под шумящих юбок скомканный кружевной клок. (…)
— Я вам, сударыня, вставляю яичники обезьяны, — обьявил он и посмотрел строго.
— Ах, профессор, неужели обезьяны?
— Да, — непреклонно ответил Филипп Филиппович.
— Когда же операция? — Бледнея и слабым голосом спрашивала дама.
— "От Севильи до Гренады..." Угм... В понедельник. Ляжете в клинику с утра. Мой ассистент приготовит вас.
— Ах, я не хочу в клинику. Нельзя ли у вас, профессор?
— Видите ли, у себя я делаю операции лишь в крайних случаях. Это будет стоить очень дорого — 50 червонцев.
— Я согласна, профессор!"

Его расценки – 10 рублей за одно посещение, в то время как зарплата машинистки составляла в то время 45 рублей в месяц. Т.о. простые больные с серьезными недугами не имеют возможности записаться на прием к ведущему врачу.

"Иная машинисточка получает по девятому разряду четыре с половиной червонца, ну, правда, любовник ей фильдеперсовые чулочки подарит".

"- Ну что ж, хорошо, я не против дележа. Доктор, скольким вы вчера отказали?
- Тридцати девяти человекам, - тотчас ответил Борменталь.
- Гм... Триста девяносто рублей".

Коррупция. Шантаж

Как известно, коррупция – это не только взятки, но и злоупотребление своим положением в личных интересах. Преображенский использует свои связи для незаконного проживания в семи комнатах в обход решений профильных органов.

"Мы к вам, профессор, и вот по какому делу" // Youtube

"— Мы, управление дома, — с ненавистью заговорил Швондер, — пришли к вам после общего собрания жильцов нашего дома, на котором стоял вопрос об уплотнении квартир дома...
— Кто на ком стоял? — Крикнул Филипп Филиппович, — потрудитесь излагать ваши мысли яснее.
— Вопрос стоял об уплотнении.
— Довольно! Я понял! Вам известно, что постановлением 12 сего августа моя квартира освобождена от каких бы то ни было уплотнений и переселений?
— Известно, — ответил Швондер, — но общее собрание, рассмотрев ваш вопрос, пришло к заключению, что в общем и целом вы занимаете чрезмерную площадь. Совершенно чрезмерную. Вы один живете в семи комнатах. (…)
— Тогда, профессор, ввиду вашего упорного противодействия, — Сказал взволнованный Швондер, — мы подадим на вас жалобу в высшие инстанции.
— Ага, — молвил Филипп Филиппович, — так? — И голос его принял подозрительно вежливый оттенок, — одну минуточку попрошу вас подождать".

"Но чтобы это была такая бумажка..." // Youtube

"Филипп Филиппович, стукнув, снял трубку с телефона и сказал в нее так:
— Пожалуйста... Да... Благодарю вас. Петра Александровича попросите, пожалуйста. Профессор Преображенский. Петр Александрович? Очень рад, что вас застал. Благодарю вас, здоров. Петр Александрович, ваша операция отменяется. Что? Совсем отменяется. Равно, как и все остальные операции. Вот почему: я прекращаю работу в Москве и вообще в России... Сейчас ко мне вошли четверо, из них одна женщина, переодетая мужчиной, и двое вооруженных револьверами и терроризировали меня в квартире с целью отнять часть ее.
— Позвольте, профессор, — начал Швондер, меняясь в лице.
— Извините... У меня нет возможности повторить все, что они говорили. Я не охотник до бессмыслиц. Достаточно сказать, что они предложили мне отказаться от моей смотровой, другими словами, поставили меня в необходимость оперировать вас там, где я до сих пор резал кроликов. В таких условиях я не только не могу, но и не имею права работать. Поэтому я прекращаю деятельность, закрываю квартиру и уезжаю в Сочи. Ключи могу передать Швондеру. Пусть он оперирует.
Четверо застыли. Снег таял у них на сапогах.
— Что же делать... Мне самому очень неприятно... Как? О, нет, Петр Александрович! О нет. Больше я так не согласен. Терпение мое лопнуло. Это уже второй случай с августа месяца. Как? Гм... Как угодно. Хотя бы. Но только условие: кем угодно, когда угодно, что угодно, но чтобы была такая бумажка, при наличии которой ни Швондер, ни кто другой не мог бы даже подойти к двери моей квартиры. Тщательная бумажка. Фактическая. Настоящая! Броня. Чтобы имя даже не упоминалось. Кончено. Я для них умер. Да. Пожалуйста. Кем? Ага... Ну, это другое дело. Ага... Сейчас передаю трубку. Будьте любезны, — змеиным голосом обратился Филипп Филиппович к Швондеру, — сейчас с вами будут говорить.
— Позвольте, профессор, — сказал Швондер, то вспыхивая, то угасая, — вы извратили наши слова.
— Попрошу вас не употреблять таких выражений.
Швондер растерянно взял шапку и молвил:
— Я слушаю. Да... Председатель домкома... Нет, действовали по правилам... Так у профессора и так совершенно исключительное положение... Мы знаем об его работе. Целых пять комнат хотели оставить ему... Ну, хорошо.. Так... Хорошо..."

Принуждение к преступлению. Злоупотребление полномочиями

Преображенский с помощью шантажа вынуждает своих клиентов совершать преступление (злоупотребление полномочиями). Наглядность их правонарушений отвлекает внимание следователей от действий самого Преображенского.

"А вы не любите пролетариат" // YouTube

"— Знаете ли, профессор, — заговорила девушка, тяжело вздохнув, — если бы вы не были европейским светилом, и за вас не заступались бы самым возмутительным образом (блондин дернул ее за край куртки, но она отмахнулась) лица, которых, я уверена, мы еще разьясним, вас следовало бы арестовать". (из этого высказывания очевидно, что в ближайшем будущем клиент Преображенского подвернется проверке органов, в то время как сам профессор будет иметь бумагу, обеспечивающую ему временный иммунитет от любых проверок)"

"…профессор Преображенский, в совершенно неурочный час, принял одного из своих прежних пациентов, толстого и рослого человека в военной форме. Тот настойчиво добивался свидания и добился. Войдя в кабинет, он вежливо щелкнул каблуками.
— У вас боли, голубчик, возобновились? — спросил осунувшийся
Филипп Филиппович, — садитесь, пожалуйста.
— Мерси. Нет, профессор, — ответил гость, ставя шлем на угол стола, — я вам очень признателен... Гм... Я приехал к вам по другому делу, Филипп Филиппович... Питая большое уважение... Гм... Предупредить. Явная ерунда. Просто он — прохвост...
Пациент полез в портфель и вынул бумагу.
— Хорошо, что мне непосредственно доложили...
Филипп Филиппович оседлал нос пенсне поверх очков и принялся читать. Он долго бормотал про себя, меняясь в лице каждую секунду.
"...а также угрожал убить председателя домкома товарища Швондера, из чего видно, что хранит огнестрельное оружие. И произносит контрреволюционные речи, и даже Энгельса приказал своей социал-прислужнице Зинаиде Прокофьевне Буниной спалить в печке, как явный меньшевик со своим ассистентом Борменталем Иваном Арнольдовичем, который тайно не прописанный проживает в его квартире. Подпись заведующего подотделом очистки П. П. Шарикова удостоверяю. Председатель домкома Швондер, секретарь Пеструхин".
— Вы позволите мне это оставить у себя? — спросил Филипп Филиппович, покрываясь пятнами, — или, виноват, может быть, это вам нужно, чтобы дать законный ход делу?
— Извините, профессор, — очень обиделся пациент и раздул ноздри, — вы действительно очень уж презрительно смотрите на нас. Я... — и тут он стал надуваться, как индейский петух.
— Ну, извините, извините, голубчик! — забормотал Филипп Филиппович, простите, я право, не хотел вас обидеть.
— Мы умеем читать бумаги, Филипп Филиппович!"

Укрывательство преступления

Одновременно и сам Преображенский участвует в укрывательстве преступлений своих клиентов. В частности, делает подпольный аборт у себя на квартире совращенной 14-летней девочке, выполняя заказ педофила и не сообщая о его преступлении в правоохранительные органы.

"— Я слишком известен в Москве, профессор. Что же мне делать?
— Господа, — возмущенно кричал Филипп Филиппович, — нельзя же так. Нужно сдерживать себя. Сколько ей лет?
— Четырнадцать, профессор... Вы понимаете, огласка погубит меня. На днях я должен получить заграничную командировку.
— Да ведь я же не юрист, голубчик... Ну, подождите два года и женитесь на ней.
— Женат я, профессор.
— Ах, господа, господа!"

Кража трупа

Для проведения запрещенных экспериментов с человеческими органами организует кражу трупа из морга.

"— Когда умер? — Закричал он.
— Три часа назад. — Ответил Борменталь, не снимая заснеженной шапки и расстегивая чемодан.
Кто такой умер? — Хмуро и недовольно подумал пес и сунулся под ноги, — терпеть не могу, когда мечутся.
— Уйди из-под ног! Скорей, скорей, скорей! — Закричал Филипп Филиппович на все стороны и стал звонить во все звонки, как показалось псу. Прибежала Зина. — Зина! К телефону Дарью Петровну записывать, никого не принимать! Ты нужна. Доктор Борменталь, умоляю вас — скорей, скорей, скорей!"

"Тетрадь доктора Ивана Арнольдовича Борменталя.
23 Декабря. В 81/2 часов вечера произведена первая в Европе операция по профессору Преображенскому: под хлороформенным наркозом удалены яички Шарика и вместо них пересажены мужские яички с придатками и семенными канатиками, взятыми от скончавшегося за 4 часа 4 минуты до операции мужчины 28 лет и сохранявшимися в стерилизованной физиологической жидкости по професору Преображенскому".

Порча государственного имущества

"– Вы бы почитали что-нибудь, - предложил он, - а то, знаете ли...
– Уж и так читаю, читаю... - ответил Шариков и вдруг хищно  и  быстро
налил себе пол стакана водки. (…) Эту... как ее... переписку Энгельса с эти м... Как его - дьявола  - с Каутским.
(…)
— Ну, что же... Ну, Швондер и дал. Он не негодяй. Чтоб я развивался...
— Я вижу, как вы развиваетесь после Каутского, — визгливо и пожелтев, крикнул Филипп Филиппович. Тут он яростно нажал на кнопку в стене. — Сегодняшний случай показывает это как нельзя лучше! Зина!
— Зина! — кричал Борменталь.
— Зина! — орал испуганный Шариков.
Зина прибежала бледная.
— Зина, там в приемной... Она в приемной?
— В приемной, — покорно ответил Шариков, — зеленая, как купорос.
— Зеленая книжка...
— Ну, сейчас палить! — отчаянно воскликнул Шариков, — она казенная, из библиотеки!!
— Переписка называется... как его?.. Энгельса с этим чертом... В печку ее!"

В печку его // Youtube

Жестокое обращение с животными. Нарушение прав личности

Преображенский ставит опыт над собакой в почти полной уверенности, что пес умрет.

"Иван Арнольдович, самый важный момент — когда я войду в турецкое седло. Мгновенно, умоляю вас, подайте отросток и тут же шить. Если там у меня начнет кровоточить, потеряем время и пса потеряем. Впрочем, для него и так никакого шанса нету, — он помолчал, прищуря глаз, заглянул в как бы насмешливо полуприкрытый глаз пса и добавил: — а знаете, жалко его. Представьте, я привык к нему".

Дело усугубляет тот факт, что к моменту начала эксперимента Шарик был не лабораторным животным и даже не дворовым псом, а домашним питомцем Преображенского.

"Обо мне заботится, — подумал пес, — очень хороший человек. Я знаю кто это. Он — волшебник, маг и кудесник из собачьей сказки".

Таким образом, опыт проводился над неприспособленным для этой цели животным в малопригодных условиях (не лаборатория и не больница), кроме того операция не была нормативно оформлена.

"- Что-то вы меня, папаша, больно утесняете, — вдруг плаксиво выговорил человек.
Филипп Филиппович покраснел, очки сверкнули.
— Кто это тут вам "папаша"? Что это за фамильярности? Чтобы я больше не слышал этого слова! Называть меня по имени и отчеству!
Дерзкое выражение загорелось в человеке.
— Да что вы все... то не плевать, то не кури... туда не ходи... Что уж это, на самом деле, чисто как в трамвае? Что вы мне жить не даете? И насчет "папаши" это вы напрасно! Разве я просил мне операцию делать? — человек возмущенно лаял, — хорошенькое дело! Ухватили животную, исполосовали ножиком голову, а теперь гнушаются. Я, может, своего разрешения на операцию не давал. А равно (человечек завел глаза к потолку, как бы вспоминая некую формулу), а равно и мои родные. Я иск, может, имею право предьявить?"

"Я тяжко раненный при операции" // Youtube

Угроза убийством

Заявление Шарикова в правоохранительные органы о том, что Преображенский «угрожал убить председателя домкома товарища Швондера, из чего видно, что хранит огнестрельное оружие» имеет под собой серьезные основания.

"— Я бы этого Швондера повесил, честное слово, на первом же суку, — воскликнул Филипп Филиппович, яростно впиваясь в крыло индюшки, — сидит изумительная дрянь в доме, как нарыв. Мало того, что он пишет всякие бессмысленные пасквили в газетах..."

"Филипп Филиппович закусил губу и сквозь нее неосторожно вымолвил:
— Клянусь, что я этого Швондера в конце концов застрелю".

Убийство или превышение самообороны

"Шариков сам пригласил свою смерть. Он поднял левую руку и показал Филиппу Филипповичу обкусанный, с нестерпимым кошачьим запахом шиш. А затем правой рукой, по адресу опасного Борменталя, из кармана вынул револьвер. Папироса Борменталя упала падучей звездой, а через несколько секунд прыгающий по битым стеклам Филипп Филиппович в ужасе метался от шкафа к кушетке. На ней, распростертый и хрипящий, лежал заведующий подотделом очистки, а на груди у него помещался хирург Борменталь и душил его белой маленькой подушкой.
Через несколько минут доктор Борменталь, не со своим лицом, прошел на парадный ход и рядом с кнопкой звонка наклеил записку:
"Сегодня приема по случаю болезни профессора нет. Просят не беспокоить звонками".
Блестящим перочинным ножиком он перерезал провод звонка, в зеркале осмотрел поцарапанное в кровь свое лицо и изодранные, мелкой дрожью прыгающие руки. Затем он появился в дверях кухни и настороженным голосом Зине и Дарье Петровне сказал:
— Профессор просит вас никуда не уходить из квартиры.
— Хорошо, — робко ответили Зина и Дарья Петровна.
— Позвольте мне запереть дверь на черный ход и забрать ключ, — заговорил Борменталь, прячась за дверь в тень и прикрывая ладонью лицо. — Это временно, не из недоверия к вам. Но кто-нибудь придет, а вы не выдержите и откроете, а нам нельзя мешать. Мы заняты.
— Хорошо, — ответили женщины и сейчас же стали бледными.
Борменталь запер черный ход, запер парадный, запер дверь из коридора в переднюю и шаги его пропали у смотровой.
Тишина покрыла квартиру, заползла во все углы. Полезли сумерки, скверные, настороженные, одним словом — мрак.
Правда, впоследствии соседи через двор говорили, что будто бы в окнах смотровой, выходящих во двор, в этот вечер горели у Преображенского все огни, и даже будто бы они видели белый колпак самого профессора... Проверить это трудно. Правда, и Зина, когда уже все кончилось, болтала, что в кабинете, у камина, после того, как Борменталь и профессор вышли из смотровой, ее до смерти напугал Иван Арнольдович. Якобы он сидел в кабинете на корточках и жег в камине собственноручно тетрадь в синей обложке из той пачки, в которой записывались истории болезни профессорских пациентов. Лицо будто бы у доктора было совершенно зеленое и все, ну, все, вдребезги исцарапанное. И Филипп Филиппович в тот вечер сам на себя не был похож. И еще, что... Впрочем, может быть, невинная девушка из пречистенской квартиры и врет..."

Доводы в пользу превышения самообороны

Шариков угрожал Преображенскому и Борменталю револьвером, что можно расценить как вооруженное нападение, однако профессор с помощником, связав и обездвижив напавшего не стали сдавать его в милицию, а вскрыли череп и живот.

Доводы в пользу убийства

"— По обвинению Преображенского, Борменталя, Зинаиды Буниной и Дарьи Ивановой в убийстве заведующего подотделом очистки МКХ Полиграфа Полиграфовича Шарикова.
Рыдания Зины покрыли конец его слов. Произошло движение.
— Ничего я не понимаю, — ответил Филипп Филиппович, королевски вздергивая плечи, — какого такого Шарикова? Ах, виноват, этого моего пса... Которого я оперировал?
— Простите, профессор, не пса, а когда он уже был человеком. Вот в чем дело.
— То-есть он говорил? — Спросил Филипп Филиппович, — это еще не значит быть человеком. Впрочем, это не важно. Шарик и сейчас существует, и никто его решительно не убивал.
— Профессор, — очень удивленно заговорил черный человек поднял брови, — тогда его придеться предьявить. Десятый день, как пропал, а данные, извините меня, очень нехорошие.
— Доктор Борменталь, благоволите предьявить Шарика следователю, приказал Филипп Филиппович, овладевая ордером.
Доктор Борменталь, криво улыбнувшись, вышел.
Когда он вернулся и посвистал, за ним из двери кабинета выскочил пес странного качества. Пятнами он был лыс, пятнами на нем отрастала шерсть вышел он, как ученый циркач, на задних лапах, потом опустился на все четыре и осмотрелся. Гробовое молчание застыло в приемной, как желе. Кошмарного вида пес с багровым шрамом на лбу вновь поднялся на задние лапы и, улыбнувшись, сел в кресло".

Однако же сам Преображенский задолго до операции однозначно определял Шарикова как физически полноценного человека.

"Иван Арнольдович, это элементарно, что вы, на самом деле, спрашиваете? Да ведь гипофиз не повиснет же в воздухе. Ведь он, все-таки, привит на собачий мозг, дайте же ему прижиться. Сейчас Шариков проявляет уже только остатки собачьего, и поймите, что коты — это лучшее из всего, что он делает. Сообразите, что весь ужас в том, что у него уже не собачье, а именно человеческое сердце. И самое паршивое из всех, которое существует в природе".

Лжесвидетельство

Таким образом, утверждение Преображенского, что Шариков так и не стал человеком имеет цель запутать следствие. На убийство он решился только благодаря уверенности, что равных ему медиков в России нет (свидетельство чему комплиментарный ночной диалог Преображенского с Борменталем), поэтому следствию не удастся доказать искусственное и направленное происхождение процессов "атавизма". Поскольку профессор сомневался в успешности операции (а в первый раз был уверен в ее неудачи), обратную операцию можно рассматривать как попытку убийства. 

Рассуждения Полиграфа Шарикова о правах // Youtube

Читать далее:

Обвинитель: "Живет Преображенский тем, что починяет альфонсов и шлюх" >>>

Защита: "Преображенский дал псу шанс стать человеком" >>>

Реплики сторон: "Допускаю, что обвинителю не нравятся состоятельные люди" >>>

Приговор >>>