Дмитрий Кайсин, адвокат АБ "Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры"
 
C момента начала своей работы в августе 2014 года судьями Судебной коллегией по экономическим спорам ВС РФ было рассмотрено около 30 заявлений (жалоб), в которых ставился вопрос о фальсификации доказательств. Вынесенные по ним определения об отказе в передаче дела для рассмотрения «второй кассацией»  показывают, что судебная коллегия следует практике, сформированной ранее Президиумом ВАС РФ в постановлениях от 13.05.2014 № 1446/14 и от 10.09.2013 № 4096/13.

Изученные за последние полгода судебные постановления судов, в особенности арбитражных, показывают, что фальсификация доказательств чаще, чем раньше, становится предметом судебного рассмотрения.

Фальсификация доказательств представляет собой межотраслевой правовой институт, в основе которого лежат нормы процессуального и уголовного права России. Как и по многим другим вопросам, правовое регулирование данного института в гражданском и арбитражном процессах далеко не тождественное.

Согласно части 1 статьи 161 Арбитражного процессуального кодекса (АПК) РФ, если лицо, участвующее в деле, обратится в арбитражный суд с заявлением в письменной форме о фальсификации доказательства, представленного другим лицом, участвующим в деле, суд: 
1) разъясняет уголовно-правовые последствия такого заявления; 
2) исключает оспариваемое доказательство с согласия лица, его представившего, из числа доказательств по делу; 
3) проверяет обоснованность заявления о фальсификации доказательства, если лицо, представившее это доказательство, заявило возражения относительно его исключения из числа доказательств по делу. В этом случае арбитражный суд принимает предусмотренные федеральным законом меры для проверки достоверности заявления о фальсификации доказательства, в том числе назначает экспертизу, истребует другие доказательства или принимает иные меры.

В свою очередь, в статье 186 Гражданского процессуального кодекса (ГПК) РФ предусмотрено более скромное правовое регулирование: «В случае заявления о том, что имеющееся в деле доказательство является подложным, суд может для проверки этого заявления назначить экспертизу или предложить сторонам представить иные доказательства».

Обращают на себя внимание следующие принципиальные различия:

- в АПК РФ установлена обязанность суда провести проверку, в ГПК РФ – право; 
- в АПК РФ доказательство может быть исключено с согласия лица, его представившего, сразу после заявления о фальсификации; в ГПК РФ – такой порядок не предусмотрен.

Форма или содержание

В то же время оба кодекса хранят молчание по вопросу о том, что же является предметом проверки суда – форма доказательства или его содержание. Конституционный суд РФ в определении от 22 марта 2012 года № 560-О-О следующим образом истолковал правила о фальсификации:

«Закрепление в процессуальном законе правил, регламентирующих рассмотрение заявления о фальсификации доказательства, направлено на исключение оспариваемого доказательства из числа доказательств по делу. Сами эти процессуальные правила представляют собой механизм проверки подлинности формы доказательства, а не его достоверности».

Вышеприведенная интерпретация «негативного» законодателя была подвернута критике в юридической литературе, на взгляд автора, незаслуженно. Так, Н.В. Ершова полагает, что «проверка подлинности формы доказательства неотделима от проверки достоверности доказательства, поскольку является частным проявлением последнего» (см. Ершова Н.В. Процессуальные особенности подачи заявления о фальсификации доказательства на стадиях проверки и пересмотра судебных постановлений в арбитражном процессе // Законы России: опыт, анализ, практика. 2014. № 2). 

С такой трактовкой не согласен М.З. Шварц, который обоснованно противопоставляет форму и содержание доказательства в рамках института фальсификации и указывает, что фальсификация доказательства препятствует дальнейшей оценке содержания доказательства на достоверность (Шварц М.З. К вопросу о фальсификации доказательств в арбитражном процессе // Арбитражные споры. 2010. № 3).

Не вызывает сомнений, что назначение специальных экспертиз (постановления АС ВВО от 29 октября 2014 года по делу № А39-5231/2013; АС ВСО от 27 октября 2014 года по делу № А19-15218/2013; АС МО от 6 ноября 2014 года по делу № А41-42666/2013; определение ВС РФ от 2 апреля 2013 года № 4-КГ12-36), а также допрос свидетелей об обстоятельствах изготовления спорного документа (постановления АС ДВО от 22 сентября 2014 года по делу № А73-3416/2013; АС СЗО от 28 октября 2014 года по делу № А56-14485/2013; апелляционное определение Пермского краевого суда от 27 августа 2014 года по делу № 33-7397) отвечают цели проверки именно подлинности формы.

В то же время действия суда, связанные с проверкой достоверности сведений, содержащихся в том или ином письменном документе, например, сопоставление с содержанием иных доказательств, такой цели явно не соответствует. Данный процесс познания осуществляется судом не в судебном разбирательстве, а после удаления суда в совещательную комнату для постановления решения, где суд оценивает доказательства в совокупности  в соответствии с частью 4 статьи 170 АПК РФ, частью 4 статьи 198 ГПК РФ.

Согласие на исключение доказательства

В отличие от ГПК РФ в арбитражном законе специально введено правило о праве лица, представившего спорное доказательство, дать суду согласие на его исключение из числа доказательств по делу. 

Данный вопрос не является сугубо теоретическим, поскольку фальсификация доказательств по гражданскому делу является уголовно наказуемым деянием с санкцией до 4 месяцев ареста (часть 1 статьи 303 УК РФ). 

Состав данного преступления небольшой тяжести является формальным, то есть последствия его совершения не имеют уголовно-правового значения для квалификации деяния по данной статье. Буквально толкуя диспозицию данной уголовно-правовой нормы во взаимосвязи с нормами арбитражного и гражданского процесса, преступление следует считать оконченным в момент поступления в суд заявления о приобщении соответствующего доказательства к материалам уже возбужденного дела, а если такие доказательства являются приложениями к заявлению (иску), на основании которого возбуждено производство, - то с момента  вынесения определения о возбуждении производства по делу. Иными словами, «с момента поступления таких доказательств в распоряжение суда» (Асташов С.В. Фальсификация доказательств по гражданскому делу (части 1 и 2 статьи 303 УК РФ): проблемы уголовно-правовой регламентации и квалификации. Автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2013. С. 12).

В связи с этим возникает вопрос, когда данное преступление будет оконченным, если лицо, участвующее в арбитражном процессе, соглашается с исключением доказательства. Очевидно, что само согласие на исключение не может являться добровольным отказом по той причине, что получение судом оспариваемого доказательства уже является оконченным преступлением. В связи с этим согласие с исключением может быть только учтено при назначении наказания, а при определенных обстоятельствах повлечь освобождение от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием (статья 75 УК РФ), хотя в литературе высказана точка зрения, что в таком случае будет отсутствовать событие преступления (Шварц М.З. Указ. соч.).

В изученных нами судебных постановлениях по данной проблематике ни разу не встретился вывод о том, что оспариваемое доказательство является именно сфальсифицированным (исключение – решение АС Иркутской обл. от 17 февраля 2014 года по делу № А19-4993/2013). Как правило, арбитражные суды и суды общей юрисдикции отвергают доказательство по причине установления порока его формы со ссылкой на заключение эксперта.

Преюдиция и состав преступления

В статье 90 Уголовно-процессуального кодекса (УПК) РФ, как и в других процессуальных законах, содержатся нормы о преюдиции. Если суд в рамках гражданского или арбитражного судопроизводства прямо не назовет оспариваемое доказательство фальсифицированным, но отвергнет его с соответствующей мотивировкой, полагаем, имеются все основания считать данное обстоятельство (событие преступления), не подлежащим доказыванию в уголовном деле.

Тем не менее, в ходе уголовного преследования необходимо установить наличие всех признаков состава преступления, предусмотренного частью 1 статьи 303 УК РФ, в том числе установить лицо, его совершившее. Уголовным законом субъектом рассматриваемого преступления признается лицо, участвующее в деле, или его представитель. Поскольку статья 19 Уголовного кодекса (УК) РФ не предусматривает привлечения к уголовной ответственности юридических лиц в принципе, то круг лиц, участвующих в деле (потенциальных субъектов преступления), ограничен исключительно физическими лицами. 

Уголовный закон оперирует также термином «представитель», который следует трактовать в том смысле, который придается ему в процессуальном праве, а именно: в статьях 48-49 ГПК РФ и статье 59 АПК РФ. Иными словами, в круг субъектов преступления по части 1 статьи 303 УК РФ включаются сотрудники юридического лица, которые являются его руководителем или иным уполномоченным органом, а равно лица,  уполномоченные на представление юридического лица на основании доверенности.

Помимо установления круга потенциальных субъектов и объективной стороны преступления, требуется доказать, что, приобщая оспариваемое доказательство к материалам дела, физическое лицо – лицо, участвующее в деле, или его представитель – осознавало общественную опасность своих действий и желало их совершить (прямой умысел). Подчас многие представители, действующие в гражданском и арбитражном процессах, получают необходимые документы от сотрудников своих доверителей. Сами представители по доверенности часто не осведомлены о пороках формы доказательства, что логично исключает вину таких представителей в совершении преступления (постановление Президиума Мосгорсуда от 24 июня 2011 года по делу № 44у-148/11). 

При этом не подлежит уголовной ответственности и рядовой сотрудник, передавший уполномоченному представителю сфальсифицированное доказательство (например, юрист, бухгалтер), поскольку  он не поименован в диспозиции части 1 статьи 303 УК РФ среди специальных субъектов. Такая конструкция вряд ли обоснована в той мере, в какой она позволяет избежать уголовной ответственности в силу пробела в уголовном законе.

Третейское разбирательство

Другим недостатком уголовного закона является отсутствие ответственности за фальсификацию доказательств в третейском разбирательстве. 

Как известно, государственный суд не наделен правом пересмотра третейского решения по существу (пункт 1 статьи 46 федерального закона от 24 июля 2002 года № 102-ФЗ «О третейских судах в Российской Федерации»), а круг оснований для отказа в принудительном исполнении третейского решения либо его отмены ограничен законом. Как следствие, государственный суд не вправе переоценивать доказательства, на которых основаны выводы третейского суда. Третейское решение может быть отменено только в том случае, если лицо, обратившееся за его отменой, заявило в самом третейском разбирательстве о подложности доказательства, но третейский суд не принял мер для его проверки. В связи с этим полагаем ошибочным слишком широкий вывод Президиума Высшего арбитражного суда (ВАС) РФ, что третейское решение может быть отменено, если решение основано на подложных доказательствах, что рассматривается в качестве нарушения некоего основополагающего принципа российского права (пункт 30 Информационного письма от 22 декабря 2005 года № 96; постановление ФАС ВСО от 28 августа 2014 года по делу № А19-16602/2013); но сам принцип по тексту не назван. Существующая практика отмены по данному основанию не способствует развитию третейской формы разрешения споров, а борьба с «карманными» третейскими судами и коррумпированными арбитрами должна вестись иными средствами.

Незаконное поведение участника третейского разбирательства, представившего cфальсифицированное доказательство, не обладает меньшей общественной опасностью, нежели такое же поведение в гражданском или арбитражном процессе. Понятно, что соответствующий состав преступления не подлежит помещению в главе 31 УК РФ «Преступления против правосудия», так как согласно статье 118 Конституции РФ третейское производство не является формой отправления правосудия и, как следствие, отсутствует объект преступления. Сейчас криминализация таких деяний выглядит наиболее уместной в рамках главы 22 УК РФ «Преступления в сфере экономической деятельности».

В отличие от гражданского процесса (часть 3 статьи 226 ГПК РФ), в АПК РФ вообще никак не регламентирован процесс коммуницирования арбитражным судом факта фальсификации доказательства в адрес правоохранительных органов. В связи с этим в литературе подчеркивается, что процедура проверки заявления о фальсификации в арбитраже не более чем фикция (Анохин В.С. Вопросы фальсификации доказательств в арбитражном процессе // Российский судья. 2009. № 12).

С учетом вышесказанного, правила об оценке доказательств, уже включенные в статью 71 АПК РФ и статью 67 ГПК РФ, являются эффективными инструментами для борьбы с фальсификацией доказательств. Наличие отдельных процессуальных норм, помещенных в главы о судебном разбирательстве, вряд ли логично с точки зрения  структуры процессуальных законов. De lege ferenda вышеуказанные статьи АПК РФ и ГПК РФ об оценке доказательств могут быть дополнены новыми частями, предусматривающими право суда назначить экспертизу, допросить свидетелей или произвести иные действия, направленные на проверку подлинности формы доказательства. Это должно быть именно право, а не обязанность суда, поскольку недобросовестные участники процесса часто используют механизм статьи 161 АПК РФ, дабы затянуть разбирательство дела.

А обязанность суда должна состоять в направлении сообщения в правоохранительные органы о действиях, содержащих признаки преступления, предусмотренного частью 1 статьи 303 УК РФ. Одновременно следует признать удачным правило АПК РФ об исключении доказательства с согласия лица, его представившего, как отвечающее целям процессуальной экономии.

К сожалению, попытки ознакомиться с проектом так называемого Единого процессуального кодекса не увенчались успехом, хотя в конце октября 2014 года в прессе появились многочисленные сообщения о том, что концепция кодекса была анонсирована его разработчиками в Екатеринбурге. В связи с этим было бы интересным увидеть, как составители данного документа видят унифицированное правовое регулирование института фальсификации доказательств.