Продолжаем совместный проект с историографическим сообществом «Политика на сломе эпох» под общим названием «Парламентаризм новой России». В рамках этого проекта наши читатели смогут прочитать интервью с депутатами Госдумы России первого созыва, узнают, как строилась работа в парламенте и какие они, народные избранники, лично.

Наш очередной гость – известный журналист, депутат Госдумы РФ первого созыва Игорь Александрович Яковенко.

- Как я понимаю, Вы достаточно уютно себя чувствовали в журналистике. Что подвигло Вас избираться депутатом?

- Это был неожиданный для меня поворот в жизни, и теперь у меня есть все основания полагать, что это была ошибка. Я думаю, что очень многих из нас, кто пришел в первую Думу, очень сильно подвел политический непрофессионализм. Политика – это отдельная профессия. При этом, быть хорошим журналистом или хорошим социологом недостаточно, чтобы стать хорошим политиком. Я, уверен, что очень многие популярные люди – журналисты, в частности – пришли в Госдуму благодаря своему таланту, честности и известности, но если посмотреть на результаты их деятельности в парламенте, то я не могу назвать ни одного удачного примера. Поэтому это была случайность для меня.

Я был один из руководителей Республиканской партии. Получилось так, что наша партия стала одной из основ блока «Явлинский, Болдырев, Лукин», который впоследствии стал именоваться «Яблоко». Если вспомнить, то выборы в декабре 1993 года были внезапными. Столь же внезапно оказалось, что во главе этого блока нет людей, которые умеют что-то организовывать. Были интеллектуалы – Явлинский, Болдырев, Лукин, Шейнис и масса других (это, в том числе, заставило меня поддержать это политическое объединение), но среди этих очень интересных и умных людей не оказалось тех, которые бы могли, например, собирать подписи. Де-факто на сбор подписей отводился месяц, это сейчас уже есть технологии их сбора и обработки, но тогда это было в новинку. Однако у меня какой-никакой опыт имелся. До этого я в составе руководства республиканцев был инициатором и организатором сбора подписей в поддержку закона о частной собственности на землю, собрав два миллиона подписей. Это была та школа, которая дала мне основные знания в этой области и сделала меня руководителем избирательного штаба блока. Сказать, что у меня было какое-то особое желание стать депутатом, я не могу.

- Скажите, почему два столпа отечественной демократии – Демроссия и Республиканская партия - к 1993 году просто-напросто изжили себя, не став основой нового демократического объединения, что было бы весьма полезно?

- Я думаю, что причины деградации этих двух организаций различны. Причина того, что произошло с Демократической Россией, с моей точки зрения, в глубоко ошибочном курсе руководства этой организации. Я тогда это говорил и был в очень жесткой оппозиции руководству этой организации. Тогда были удивительные времена, когда мы вместе все делали первые шаги в большой политике, и тогда не было принято лавировать, лицемерить, скрывать свои настроения, и я вполне откровенно и открыто говорил о тех ошибках, которые делало тогдашнее руководство Демроссии. Они заключились в том, что организация утратила свою субъектность. Она стала структурой, которая в одностороннем порядке поддерживала Бориса Ельцина. С моей точки зрения, это была глубокая ошибка. А, расставшись с субъектностью, она вскоре прекратила свое существование.

Что касается Республиканской партии, то здесь причина была совершенно другая. Эта партия изначально была абсолютно разнородной по своему составу. В ней всегда были две части: относительно молодые прогрессоры карьеристы (люди современных взглядов, но ориентированных на личную карьеру) и идеалисты. В определенный момент сосуществование этих двух частей в рамках одной партии стало просто невозможным.

- Этими двумя организациями был совершен ряд ошибок, которые и привели их к самороспуску. Как Вы думаете, эти ошибки были учтены последователями-демократами, они их чему-то научили?

- Что касается фракции «Выбор России», то я не очень понимаю, о каких ошибках может идти речь, так как это фракция и этот блок были изначально созданы, как поддержка курса реформ Егора Гайдара. И они вполне последовательно этим курсом шли. Единственная проблема, как я понимаю, которая возникла в ней, заключалась в том, что она перестала быть протопартией власти. Это близость к власти была та червоточинка, которая сыграла свою роль в определенный момент, так как в этой фракции тоже было некоторое количество людей, попавших в нее для того, чтобы пройти во власть. Но они впоследствии жестоко обманулись, так как «Выбор России» занял оппозиционную позицию, и сделать в ней карьеру во власти стало почти невозможным, политический лифт перестал работать.

Что касается «Яблока», то здесь ситуация несколько иная. В основе существования этой организации лежало радикальное несогласие с ценой реформ и механизмами их реализации. Фундаментальных проблем «Яблока» было две, из-за которых, впоследствии, мне пришлось расстаться с этой организацией. Во-первых, это экономикоцентризм, который существует до сих пор. В частности, я был не согласен с убежденностью Григория Явлинского в том, что нужно было избежать распада СССР с точки зрения экономики. Конечно, единое экономическое пространство имеет ряд плюсов. Но я до сих пор с ужасом могу себе представить, куда бы пошла эта громадина, когда в законодательных органах заседали бы представители некоторых бывших республик. При всем моем глубоком уважении и симпатии к народам Средней Азии, но мы прекрасно все понимаем, что это такое с политической точки зрения. Достаточно взглянуть на Чечню, Татарстан и несколько других, которые создают ряд проблем и дают 146% за партию власти. А представьте, что их больше… А представьте, что они составляют существенную часть парламента…

Во-вторых, была явная недооценка роли партийного строительства. Я уже тогда прекрасно понимал, что без создания отдельной либеральной партии, с набором этих правильных экономических тезисов Явлинского, сыграло убийственную роль для партии. Тогда партию поддерживали многие. В 90-х были целые «яблочные» регионы – в Сибири, в Ростове-на-Дону, Томске… Это был шанс создать новую, хорошую, качественную пролиберальную партию, и он был упущен, потому что взрослые люди, как дети, увлеклись чем-то другим.

- Борис Ельцин дистанцировался от выборов в парламент. Как Вы думаете, почему он так поступил?

- Борис Николаевич – уникальная фигура, самородок, человек, который в себе очень многое преодолел, но, тем не менее, тот шаг в собственном развитии, что он сделал, был максимальным и он не позволял ему увидеть, что происходит в политике. Он хорошо чувствовал власть, он очень хорошо чувствовал людей, но он не очень хорошо понимал, в чем различия между экономическими программами Явлинского и Гайдара, а также некоторых мракобесов. Он ориентировался на людей, кому он доверял, но они его нередко подводили и подставляли.

Чтобы поддерживать Явлинского речи, разумеется, вообще не шло. Он был в непримиримой оппозиции Ельцину. Травкина тоже нельзя было поддержать, так как он был жестким сторонником сохранения СССР. Вопрос состоял в том, чтобы, например, поддержать Гайдара и не поддержать, условно, Шахрая.

Для Ельцина в принципе не была приемлема нормальная европейская политическая структура. Его политический психотип, если так можно выразится, противился этому. Он не видел себя в рамках новой партийной дисциплины, так как для него, что такое поддержать одну из политических сил? Это взять на себя некие обязательства

- И стать заложником этой структуры?

- Да, стать заложником этой партии или, что еще глубже в этом контексте: стать во главе команды. Это все было неприемлемо. Он был сторонником византийской политической системы, системы сдержек и противовесов: Сосковец-Коржаков-Чубайс. Вот на этих противовесах он и играл. Это, конечно, неплохо, уж гораздо лучше «ордынщины», выстроенной современным нашим правителем. Но это разрушало и давило всякие шансы на развитие, создание цивилизованной партийной системы.

- Как мы все помним, по спискам на выборах в первую Думу победила ЛДПР. Многие, с кем я беседовал, уверены, что это протестное голосование. Как Вы считаете?

- Конечно, это было протестное голосование. Более того, я уверен, что это было проявлением глобального и катастрофического непонимания демократами того, что происходит в стране. Представьте, что за несколько месяцев граждане потеряли все. Сначала рубль превратился в копейку, на сберкнижке лежали накопления и они вдруг превратились в ноль. Как можно относится к демократам и реформам, когда ты вчера уважаемый работник НИИ, а сегодня ты уже едешь с мешком джинсов из Турции?

Ненависть была лютая к демократам. Я хорошо помню, как в одной из поездок по стране соприкасался с шахтерами и рабочими заводов – там ненависть была осязаемая, ее даже можно было пощупать. Поэтому, естественно, что человеком, который аккумулировал эти протестные голоса, стал Жириновский, который умело это сделал. Коммунисты тоже хотели это сделать, но они были трусливы.

- В своем приветственном выступлении на первом заседании первой Госдумы тогдашний Премьер Черномырдин призвал депутатов исключить из лексикона избранников слова «нетерпимость» и «нетерпение». В парламенте была толерантная атмосфера?

- Я думаю, что очевиден ответ «нет». Особенно это касается той части зала, где сидели представители ЛДПР и коммунистов. Там была лютая ненависть, которую они аккумулировали от избирателей и выбрасывали в зал. В зале атмосфера часто была тяжелой, к этому надо было привыкнуть. Но ничего страшного, работали.

- Насколько серьезной была оппозиция политике Ельцина справа, со стороны демократов?

- Оппозиционность, разумеется, была, так как «Яблоко» изначально себя строила, как оппозиция справа, от демократов. Но, в отличие от оппозиции слева, у демократов была конструктивная позиция в критике, был пакет законопроектов, нам было, что ответить исполнительной власти, а не просто бурчать про «банду Ельцина». В частности, у меня были идеи, которые процентов на 20 удалось реализовать.

Конечно, приходилось сотрудничать и заключать соглашения. Без этого нигде и никогда не строилась работа парламента. По ряду законов нашим естественным партнером был «Выбор России». Однако, да, иногда, к огромному моему сожалению, приходилось обращаться и к КПРФ, и к ЛДПР.

- КПРФ и ЛДПР довольно часто шли на соглашения и кооперацию. При этом, демократам это удавалось далеко не всегда. Почему?

- Я сейчас не буду кидать камни в огород ни Григория Явлинского, ни Егора Гайдара, но скажу то, считаю главным. Дело в том, что подавляющее большинство членов фракций «Яблоко» и «Выбора России» – это были люди убежденные, принципиальные и думающие. Таким людям всегда довольно трудно договариваться. Если вы в чем-то убеждены, то нужна очень хорошая и тонкая школа политического компромисса, чтобы найти точку для взаимопонимания. Поэтому было трудно.

В ЛДПР в принципе не было никаких убеждений. Это было и остается личным бизнес проектом Жириновского. Очень успешный, кстати, проект. Я сейчас не вспомню, сколько стоили голоса этой фракции «за», «против», сколько стоило поддержать или не поддержать, условно говоря, председателя Центробанка, не говоря уже о том, сколько вообще стоило место в Думе от этой фракции... Я, за давностью лет, не помню цифр, но их тогда в Думе знали все, лдпровцы этого даже не стеснялись. Поэтому, им было наплевать, с кем кооперироваться, лишь бы деньги в кассу занесли. Поэтому они и шли на любые тандемы.

- Ранее я беседовал с Вашей коллегой по Думе и по Комитету ГД РФ по печати Аллой Амелиной. В интервью она поделилась мыслью, что разработанный Комитетом закон «О господдержке СМИ» хоть и был необходим тогда, но впоследствии стал вреден из-за того, что многие СМИ стали подконтрольны государству. Вы согласны с этим тезисом?

- Конечно, согласен. Но на тот момент, когда мы его принимали, безусловно, закон был не просто нужен, он был необходим. Этот документ позволил выжить многочисленным не только региональным СМИ, но и даже федеральным. Все помнят, что ситуация в стране была катастрофическая и без поддержки со стороны государства мы бы не узнали ни «Эха Москвы», ни «Коммерсанта», ни того, старого НТВ, а также ряда других газет, радио и ТВ-каналов.

Тогда, помимо этого закона, я продвигал свой другой закон, направленный на поддержку районных газет. В СССР и тогда новой России существовало примерно 4000 «районок». Кроме этих газет окна в мир у людей, живущих в малых городах или деревнях, тогда просто не было. Поэтому, в связи с постоянно растущей ценой на бумагу, стал вопрос или лишить граждан средств массовой информации или поддержать газеты материально. Естественно их надо было поддержать.

Конечно, потом нужна была программа трансформации этих изданий либо в частные, либо в муниципальные. Но, с моей точки зрения, этим должна была заниматься исполнительная власть. Мы пытались регулировать это на законодательном поле, но этого было недостаточно.

Изначально эти законы были правильные. Но нужна была трансформация. Я тогда и сейчас понимал и понимаю, как это сделать, но сейчас это совсем никому не нужно.

- Думаете, что еще не поздно трансформировать?

- Все зависит от того, когда это делать? Если при теперешнем руководстве страны, то сама постановка этого вопроса бессмысленна. Если после нее, то все возможно, но будет намного труднее.

- Ведь можно было заложить механизм трансформации в законе, чтобы с определенного момента заканчивалась и господдержка, и шла трансформация на частные или муниципальные…

- С точки зрения юридической техники – можно. С политической точки зрения – нет. Потому, что каждый закон такого рода проходил с большим скрипом. Когда у нас с одной стороны есть половина Думы сторонников огосударствления всего и вся, а с другой – экономические детерминисты, которым вся эта чушь со СМИ в целом, глубоко вторична. Они оба – Григорий Явлинский и Егор Гайдар – были уверены, что все должно подстраиваться под экономику. Но жизнь и история показали, что они были не правы.

Мне очень жаль, что не смогли провести тогда мой другой закон, который я считаю крайне важным, который бы мог надолго изменить структуру отечественного телевидения. Это закон об общественном телевидении, в котором я усматривал серьезный поворот в сторону демократии, свободы СМИ. Например, в Украине, где очень много проблем сегодня, смогли создать Национальный совет по телевидению и радиовещанию, который является почти точной копией с французского Совета аудиовизуальных СМИ. И у них эта структура независима, Порошенко или Верховная Рада не могут отобрать лицензию у СМИ. Очень жаль, что нам не удалось провести такой закон. Это стало бомбой замедленного действия

- Вы, как журналист, не могли не отмечать интересные эпизоды в жизни и работе Думы и депутатов. Можете рассказать о них?

- У меня был маленький период, когда я вел записи, которые я назвал: «Маленькие радости Государственной Думы». В них я собирал различные забавные эпизоды. Но очень быстро этот период закончился, так как все эти забавные эпизоды оказались не очень-то забавными.

Первый созыв Госдумы был лучшим за всю историю российского парламентаризма, но при этом там был очень высокий уровень того, что я называю политической клоунадой. Это была проблема, в том числе, того, как освещался процесс работы парламента. Как Вы понимаете, я сторонник предельно широкой открытости, но эта открытость приводила к тому, что эти открытые заседания Думы превращались в цирковую арену. Профессия «депутат-клоун» родилась именно тогда. И связано это с тем, что в зале постоянно присутствует камера, которая направляется туда, куда хочется режиссеру, журналисту или оператору. В связи с этим у целого ряда депутатов возникал соблазн превращать Думу в цирк. Это: Марычев, Жириновский, Лысенко, Невзоров… Огромное количество людей, работавших на камеру. Это ведь самый простой способ прославиться - кому интересны тонкости закона о разделе продукции? Это же надо неделю думать, вникать хорошо это или плохо. А тут лезет клоун на трибуну с накладной женской грудью – это железная гарантия того, что ты появишься в эфире федеральных ТВ-каналов.

Так вот, после того, как я понял, что эта клоунада становится центром внимания, я перестал вести свои записи. И сейчас мне бы не хотелось на этом заострять внимание. Но все равно, это был самый лучший парламент России за все времена.

- Дума была местом для дискуссий?

- Еще как!

- Историографическое сообщество «Политика на сломе эпох» и Фонд Ельцина проводили круглый стол «Парламентаризм новой России», посвященный 20-летию избрания ГД РФ первого созыва. Тогда один из участников мероприятия, Ваш коллега, высказался в том смысле, что главный и основной смысл первой Думы был в том, чтобы принять выборное законодательство. Вы поддержите коллегу?

- Нет. Однозначно, нет. Это ошибка. Как и с точки целеполагания, так и фактов. Два года заниматься только выборным законодательством… Тогда надо было делать Конституционное совещания и на меньший срок. Смешно полагать, что надо было собрать и кормить в течение двух лет более 400 депутатов и более 1000 их помощников лишь для того, чтобы принять три закона.

С точки зрения фактов, Дума приняла около 400 законов, среди которых крайне важные документы для жизни страны в мире и граждан внутри России. Да, выборное законодательство было важно, но я бы даже на первое место их не поставил.

- Было важно и выборное законодательство, и все остальные почти 400 законопроектов.

- Конечно. Нельзя же сказать, что важнее для организма – печень, мозги или желудок. Так же и здесь: не приняли бы Гражданский кодекс, был бы экономический хаос, не было бы принято выборное законодательство, был бы хаос избирательной системы и власти. Это все важно для государства. Все в совокупности.

‑ Какой закон Вы бы выделили из всего, что приняла первая Госдума?

- Гражданский кодекс, закон «О разделе продукции».

Но, как водится, самым желанным является то, что не было реализовано: закон о телевидении. И то, что он не был принят, это разрушило многие другие принятые первым созывом законы.

- Традиционный вопрос, который я буду задавать всем, с кем беседую. Продолжите фразу: «Госдума России первого созыва – это:…»?

- … Это единственный настоящий парламент, который был в новой постсоветской России.

Справка: ЯКОВЕНКО Игорь Александрович

Депутат Государственной Думы от избирательного объединения «Явлинский, Болдырев, Лукин» («Яблоко»).
В 1976 году окончил вечернее отделение философского факультета МГУ.
С осени 1990 года — один из соучредителей российской социологической службы «Мониторинг» и редакции газеты «Господин народ». В 1993 году — директор Российской социологической службы «Мониторинг».
В 1991 году был членом организационного комитета по созданию Республиканской партии Российской Федерации, делегатом учредительного съезда РПРФ, на котором был избран в Рабочую коллегию и Координационный совет партии. 1992—1994 — сопредседатель РПРФ, член Политсовета партии.
1993—1995 — депутат Государственной думы (блок «ЯБЛоко»), член комитета Госдумы по информационной политике и связи.
С 1995 года — главный редактор журнала «Рубежи».
В 1997 году — член экспертного совета комитета Государственной думы по информационной политике и связи.
В мае 1998 года на VI съезде Союза журналистов России избран Генеральным секретарём Союза журналистов России.
В 2008 году на очередном съезде, после упразднения должности Генерального секретаря, избран секретарём Союза журналистов России. Вскоре покинул свой пост.

Беседовал журналист, исполнительный директор историографического сообщества «Политика на сломе эпох» Артем Амелин