В этом году РАПСИ начало серию публикаций об известных судебных процессах в истории Российской империи. В каждой статье будет рассматриваться конкретное дело, цель — показать, как правовая система дореволюционной России сталкивалась с культурными, политическими и социальными вызовами, и как громкие процессы формировали общественное мнение и дальнейшую судебную практику.
Вдова священника З-ва 14 декабря 1867 года обратилась к мировому судье 12-го участка Санкт-Петербурга с иском к прусскому подданному Д-ну о возврате билета ссудной казны на заложенную бриллиантовую булавку. Это дело, на первый взгляд простое, раскрывает сложные правовые коллизии, связанные с оборотом заложенного имущества, различием между куплей-продажей и закладом движимых вещей, а также особенностями функционирования ссудных касс - государственных ломбардов Российской империи. Конфликт между представителями духовного сословия и иностранным подданным демонстрирует, как новая судебная система решала споры о природе сделок с ценными билетами, имевшими двойственную правовую природу.
По утверждению истицы, ее сын заложил прусскому подданному Д-ну билет ссудной казны N 9,729 на заложенную в казне бриллиантовую булавку стоимостью 100 рублей всего за 8 рублей. При принятии билета Д-н выдал расписку, в которой было указано, что он взял упомянутый билет за 8 рублей. З-ва просила истребовать от Д-на билет и возвратить ей как законной наследнице сына.
Ссудные кассы к этому времени функционировали в России почти столетие. Созданные в 1772 году по инициативе Ивана Бецкого, личного секретаря Екатерины II, они были призваны оградить нуждающихся от «многокорыстных ростовщиков». Московская и Петербургская ссудные казны (кассы) выдавали ссуды на сумму до 1000 рублей сроком на 12 месяцев под 6% годовых под залог золота, серебра или ценных вещей. Билет ссудной казны представлял собой документ, подтверждающий факт залога и право на получение заложенной вещи после выплаты ссуды с процентами.
При разборе дела ответчик Д-н категорически отрицал, что билет был ему заложен. Он утверждал, что билет им куплен, в подтверждение чего и выдана расписка, а закладами он не занимается. Это заявление имело принципиальное значение: если билет был продан, то Д-н становился его законным собственником; если же заложен - то З-ва имела право требовать его возврата после выплаты 8 рублей с процентами.
Истица в подтверждение своей версии о закладе, а не продаже, сослалась на свидетелей. Однако мировой судья отказал в их допросе, сославшись на статью 1667 Тома X Части I Свода законов Российской империи. Согласно этой статье, акт о закладе движимого имущества должен был составляться либо у нотариуса, либо на дому с последующей явкой для засвидетельствования у крепостных дел. Судья также сослался на статью 409 Устава гражданского судопроизводства и решение Кассационного департамента Сената № 212 за 1867 год, согласно которым свидетельские показания не могли заменить письменного оформления заклада.
Правовое регулирование заклада движимого имущества в Российской империи было детально разработано. Для договора заклада существовала двоякая форма: закладная на движимое имущество - письменный нотариальный акт, удостоверенный двумя свидетелями, с подробной описью закладываемых вещей и указанием их цены; или домовое заемное письмо с закладом - упрощенный документ, также требовавший удостоверения двух свидетелей и описи вещей.
Мировой судья пришел к выводу, что представленная З-вой расписка не соответствует ни одной из установленных законом форм заклада и не может рассматриваться как сохранная расписка. На основании статей 1539 и 2114 Тома X Части I Свода законов, а также статей 81, 105 и 129 Устава гражданского судопроизводства, судья признал представленную расписку актом купли-продажи и в иске З-вой отказал.
Такое решение основывалось на формальном подходе к доказательствам. Расписка Д-на гласила, что он «взял» билет за 8 рублей, что могло трактоваться двояко. Однако отсутствие указания на временный характер передачи билета и обязательство его возврата склонило судью к выводу о продаже. Кроме того, судья учел, что ответчик категорически отрицал занятие закладными операциями, что косвенно подтверждало его версию о покупке.
З-ва 4 февраля 1868 года подала апелляционную жалобу в мировой съезд. В жалобе она привела новый существенный аргумент: Д-н при выдаче 8 рублей под билет удержал 1 рубль процентов. Это обстоятельство, по ее мнению, однозначно свидетельствовало о закладной природе сделки, поскольку при купле-продаже взимание процентов было бы бессмысленным. З-ва указывала, что это могут подтвердить под присягой свидетели, и просила обязать Д-на либо возвратить билет, либо уплатить его стоимость.
Удержание процента действительно было характерным признаком закладных операций. При закладе движимого имущества закладодержатель обычно удерживал проценты вперед, что было распространенной практикой как в частных ломбардах, так и при неформальных закладах между частными лицами. Напротив, при купле-продаже билета ссудной казны покупатель оплатил полную цену без каких-либо удержаний.
Мировой съезд рассмотрел дело 28 января 1869 года и пришел к противоположному выводу. Съезд отменил решение мирового судьи и определил отобрать от Д-на билет и возвратить З-вой, а в случае утраты билета - взыскать с Д-на его стоимость.
Это дело иллюстрирует несколько важных аспектов правовой жизни пореформенной России. Во-первых, оно показывает сложности разграничения купли-продажи и заклада при отсутствии надлежащего письменного оформления сделки. Билеты ссудных казен имели двойственную природу: с одной стороны, они были документами о залоге, с другой - могли свободно обращаться как ценные бумаги на предъявителя.
Во-вторых, дело демонстрирует различия в подходах первой и второй инстанций к оценке доказательств. Мировой судья придерживался строго формального подхода, отказываясь рассматривать любые доказательства заклада, кроме надлежаще оформленных документов. Мировой съезд проявил большую гибкость, учтя косвенные доказательства закладной природы сделки.
Проблема оборота билетов ссудных касс была актуальной для того времени. Эти билеты фактически функционировали как квазиденьги, их можно было продавать, закладывать, передавать третьим лицам. Невыкупленные вовремя заклады поступали в собственность казны и продавались с аукциона, что создавало целый рынок перепродажи билетов. Спекулянты скупали билеты у нуждающихся людей по цене ниже стоимости заложенных вещей, рассчитывая либо выкупить вещи и перепродать их, либо дождаться аукциона.
Различие в 92 рубля между стоимостью заложенной булавки (100 рублей) и суммой, полученной за билет (8 рублей), кажется огромным. Однако нужно учитывать несколько факторов. Во-первых, к моменту заклада билета сыном З-вой срок выкупа булавки из ссудной казны мог подходить к концу, и существовал риск утраты вещи. Во-вторых, для выкупа нужно было заплатить не только основную сумму ссуды, но и проценты за весь срок займа. В-третьих, оценка вещей в ссудной казне часто была занижена для минимизации рисков не выкупа.
Решение мирового съезда о возврате билета З-вой или взыскании его стоимости с Д-на представляется справедливым с точки зрения защиты слабой стороны. Вдова священника оказалась в уязвимом положении после смерти сына, и формальный подход мирового судьи лишил бы ее возможности вернуть семейную ценность. Съезд, учтя все обстоятельства дела, включая факт удержания процента, восстановил справедливость.
Это дело также показывает эволюцию правоприменительной практики в первые годы после судебной реформы. Мировые судьи, стремясь утвердить авторитет нового суда, часто придерживались буквы закона, даже когда это приводило к несправедливым результатам. Мировые съезды, имея больший опыт и коллегиальность в принятии решений, могли позволить себе более гибкую интерпретацию норм права.
Рассмотренное дело З-вой против Д-на остается поучительным примером того, как правовая система адаптировалась к реалиям экономической жизни, где формальные требования закона часто вступали в противоречие с устоявшимися неформальными практиками. Оно демонстрирует важность учета всех обстоятельств дела при квалификации гражданско-правовых сделок и необходимость защиты интересов социально уязвимых слоев населения в условиях развивающегося капиталистического оборота.
Андрей Кирхин
*Мнение редакции может не совпадать с мнением автора
*Стилистика, орфография и пунктуация публикации сохранены



