Фигуранты дела о грандиозном промышленном шпионаже отрицают свою вину, хотя и признают, что регулярно получали из-за рубежа денежные средства. За «вознаграждение» обвиняемые раскрывали сведения о добыче и переработке нефти в советской России, а также готовы были уничтожить все нефтезапасы по приказу иностранных государств. Интересантами следствие считает Францию и Финляндию. 

РАПСИ продолжает знакомить читателей с правовыми новостями столетней давности, на дворе 28 июля 1922 года. 


Дело Нобелевцев

В московском ревтрибунале началось слушанием дело по обвинению Гермсена, Истомина и др. в принадлежности к контрреволюционной организации и экономическом шпионаже.

Защищают подсудимых правозаступники Рязанский А. М. и Лидов Н. П.

Все обвиняемые приписываемых им обвинительным актом преступлениях виновными себя не признали.

Первым допрашивался бывший лаборант петроградской главнефти Казин Х. Н. Он показал, что получал из-за границы деньги раз 6-8 от Гармсена и один раз через неизвестное лицо и знал, что эти деньги от Нобеля. Он считал, что эти деньги посылаются Нобелем в помощь его бывшим служащим, в счет неоплаченных процентных вознаграждений за 1917 год и половину 1918 года.

На вопрос председателя, «где были предприятия Нобеля в 1920 году – в момент получения денег из-за границы?» обвиняемый отвечает «в Баку», а на следующий вопрос «где Баку: за границей или в Российской Федерации?» обвиняемый, хотя и окончил естественный факультет, отговаривается незнанием. Точно так же незнанием он отговаривается и на следующий вопрос: мог ли выдавать Нобель деньги, не имея производства.

Денег получалось каждый раз от 150 до 200 тысяч рублей «думскими», и выдавались они без списков, распределялись лично Казиным, причем последний руководствовался семейным и материальным положением служащих и выдавал их как бы из средств сберегательной кассы взаимообразно. Никому отчета в выданных суммах Казин не давал и расписок с получателей не брал.

На вопрос председателя о том, не кажется ли обвиняемому странным, что капиталисты, которых рабочие и крестьяне прогнали, все-таки продолжают посылать деньги своим служащим, Казин дает довольно путанное объяснение.

Деньги выдавались приблизительно 15-20 процентам служащих. Между прочим, Казин просил некоторых служащих о произведенных им выдачах никому не говорить.

На вопрос обвинителя, почему высшие служащие Нобеля стойко стояли на работе, когда вся интеллигенция саботировала, Казин сообщил, что считал советское правительство явлением временным.

Следующим допрашивается управляющий петроградским районным нефтяным комитетом Гармсен В. В., который подтверждает факт прощания Нобеля со своими служащими. По его словам, на этом прощальном собрании было 10-12 ответственных служащих, которых Нобель благодарил за прежнюю службу и выражал надежду, что они и «в будущем будут ему еще служить».

На вопрос председателя о том, давал ли Гармсен Таганцеву сведения о положении нефтяной промышленности, обвиняемый отвечает, что он дал Таганцеву, поколебавшись, сведения о наличности нефтяных запасов в Петрограде, причем Таганцев объяснил ему, что эти сведения ему нужны для газетной статьи.

Что касается сумм, получаемых из-за границы, то Гармсен подтвердил показания Казина и добавил, что в первый раз эти суммы были получены от Тихвинского (расстрелянного по постановлению ПЧК), а потом ему приносили деньги гр. Понамарева и ее сын. Два раза он получал деньги из Эстонии, через курьеров и через курьеров же – от Нобеля из Стокгольма.

На вопрос обвинителя о том, знал ли он в момент дачи сведений Таганцуву о наличии нефти и о преступной деятельности его, обвиняемый отговорился незнанием. Между прочим, из оглашенного показания Гармсена на предварительном следствии видно, что он знал об участии Таганцева в контрреволюционной организации, о доставке им белогвардейских газет и т. д. Это свое показание Гармсен поясняет, что он считал Таганцева контрреволюционером постольку, поскольку тот критически относился к Советской власти.

Между прочим, Гармсен знал и о посылке Тихвинским за границу брошюр, заключавших в себе отчеты о состоянии нефтяной промышленности.

Характерны ответ на вопрос обвинителя о том, для кого же обвиняемый работал в период интервенции, для Нобеля или для Советской России, последний отвечает: «Для себя».

В вечернем заседании был допрошен бывший член коллегии, начальник технического правления главнефти в Москве, Истомин В. К.

Показания этого обвиняемого проливают некоторый свет на это, вообще, туманное дело.

На суде выяснилось, что Истомин принимал близкое участие к освобождению Тихвинского, имевшего отношение к делу Таганцева.

На категорически поставленный обвинителем вопрос, чем вызвано такое «рвение» подсудимого, последний заявил, что он опасался как бы «химическая лаборатория» не осталась без руководителя.

Много времени занимает вопрос о получении Истоминым «какого-то» миллиона рублей.

Истомин в январе 1918 г. получил полный расчет от Нобеля и вдруг в 1918 году получает от Тихвинского миллион рублей. Вначале он думал, что этот миллион ему прислал из-за границы бывший служащий Нобеля Беллавин, и деньги эти некоторое время подержал у себя, а потом начал расходовать и «израсходовал».

Впоследствии Тихвинский подтвердил, что эти деньги присланы в счет частного долга Беллавина. Однако, обвиняемый Гарман заявил, что этот миллион нобелевский.

В процессе судебного следствия выяснилось, что гражданин Истомин прошел 4 курса технологического факультета, на за революционную деятельность был выслан на окраины. Принадлежал к партии народовольная, взгляды которой и теперь разделяет.

Заседание заканчивается заявлением обвинителя о том, что не только народовольцы, но и эсеры заключали союз с монархистами.

(Известия ВЦИК, № 164, 165)

Подготовил Евгений Новиков  


*Стилистика, орфография и пунктуация публикаций сохранены