Проблема допинга в последние годы все заметнее выходит за границы спорта. Расширение этого понятия заставляет даже пересмотреть актуальность формулировок базовых прав человека. Предыдущая часть нашего материала была посвящена попытке определить границу между применением допинга в спорте и допустимостью злоупотребления аналогичными препаратами в повседневной жизни. Теперь мы посмотрим на шаг вперед, поднимая правовые последствия развития биотехнологий и биоинженерии. 

Одной из наиболее дискуссионных правовых проблем ближайшего времени обещает стать вопрос биологического равноправия людей. Все больше ученых (Харрари, Шейдел и пр.) предсказывают, что в течение 10-15 лет неравенство может выйти на качественно новый уровень. В какой-то момент могут даже появиться люди «высшего класса» с дорогостоящими имплантами или даже генетическими модификациями, которым обычные люди не смогут составить равную конкуренцию как на физическом, так и на интеллектуальном уровне. 

Очевидно, что доступ к биотехнологиям, которые позволяют корректировать развитие органов и мозга, будет дорогостоящим и доступным только для верхней прослойки общества. Следовательно, высок риск, что человечество может разделиться на биологические касты.

Вероятно, первым и самым наглядным примером такого социального расслоения станут спортивные состязания, которые пока не регулируются антидопинговыми правилами. Последние фиксируют внимание исключительно на молекулярном уровне человека, но генетические и технологические сферы до сих пор практически игнорируются. Список запретов достаточно узок: в хирургической плоскости запрещено, например, подшивание под кожу ткани плаценты, а под «генетической» и вовсе до сих пор понимаются только стероиды.

Наиболее вероятная причина отсутствия четко прописанных «биоинженерных» ограничений в спорте заключается в проблематичности определения границы между хирургическим вмешательством, необходимым для нормальной жизни, и усовершенствованием организма. А также — в конфликте норм прав человека и спортивных правил.

Операции для здоровья и результата

Иллюстрацией первой проблемы может служить стремительно возросшая в этом веке популярность операций на глаза среди спортсменов топ-уровня при отсутствии медицинской необходимости. 

Такие операции не запрещены, хотя в ряде видов спорта улучшенное зрение очевидным образом дает спортсмену большое преимущество. Например, игроку в гольф способность различать мельчайшие детали на газоне облегчает точное попадание мячом в лунку. 

Одним из первых игроков в гольф топ-класса, который в 1999 году сделал себе лазерную операцию на глазах, стал Тайгер Вудс. Его результаты очень наглядно показывают влияние операции на спортивные показатели. До операции Вудс выиграл только один турнир «Мэйджор» (аналог теннисного «Большого шлема» в гольфе) в 1997 году. А после нее — 13. За два года до операции 25-летний Вудс не выиграл ни одного большого турнира, а в течение тех же двух лет после — 7. 

Не удивительно, что его примеру последовали другие гольфисты: Ретиф Гузен, Бернхард Лангер, Виджай Сингх, Падрэйг Харрингтон — только у одного американского офтальмолога прооперировалось более 30 известных игроков в гольф.

Южноафриканец Гузен сразу после операции стремительно взлетел в десятку лучших игроков. А ирландец Харрингтон выиграл первый крупный турнир уже через несколько дней после лазерной обработки глаза. «Я должен был пойти на риск, чтобы лучше видеть», — прямо признавался Харрингтон.

Отсутствие запрета на такое вмешательство в организм спортсменов привела к повальной моде делать операции на глазах в самых разных видах спорта: теннис, волейбол (особенно пляжный), биатлон, лыжные гонки, дзюдо, каноэ, яхтсмены, футбол, бобслей, маунитбайк, автогонки... В какой-то у специалистов даже возникли опасения, что эта операция станет практически обязательной для бейсболистов, желающих играть на топ-уровне.

Для иллюстрации же второго из вышеприведенных тезисов — о столкновении базовых прав человека и равенства спортсменов — можно вспомнить гораздо более известную историю. Оскар Писториус — паралимпиец, который боролся за медали наравне с олимпийцами. 

С точки зрения обычного права можно только приветствовать желание человека, лишившегося ног, вести полноценную жизнь на протезах. Мы говорим о равенстве людей с ограниченными возможностями и обычных людей. Логичным продолжением этого тезиса является допуск протезированных спортсменов на обычные соревнования. И вот здесь возникает сложно разрешимый вопрос: как достоверно определить, не дает ли устройство протеза преимущество по отношению в человеческим конечностям? 

Некоторые инженеры даже сравнивали протезы Оскара Писториуса с механическим двигателем. И даже если его протезы действительно не давали ему преимущества, все равно можно предположить, что со временем, очевидно, будет создан протез, который лучше человеческой ноги. 

А если речь идет не о ноге, а о кисти, ступне, о пальце (что может быть достаточно важно для, например, стрелков, в т. ч. из лука)? При этом запрет таким спортсменам выступать наравне с обычными, скорее всего, будет расценен как дискриминация. Таким образом, мы снова подходим к вопросу предела устаревших формулировок прав человека, чему будут посвящена отдельная серия наших статей.

«Уже сегодня, как мы видим, спортсмены готовы жертвовать здоровьем, чтобы достигать каких-то результатов. Можно предположить, что люди пойдут и на то, чтобы отрезать ноги себе и делать протезы, которые будут лучше, чем человеческая нога», — озвучил набирающее популярность мнение в интервью «Радио Свобода» исследователь философии и социологии спорта Владимир Нишуков. 

Генетический «допинг»

Еще больше переживаний у специалистов вызывает другая форма трансформации неравенства экономического в биологическое. Речь о генной инженерии. 

В 2015 году Билл Гейтс инвестировал около 120 миллионов долларов в американский стартап Editas, который занимается разработкой технологий редактирования ДНК. Она позволит заменять определенные участки цепочки ДНК на те, которые нужны ученым.  

Одновременно с этим уже воплощаются в жизнь другие формы вмешательства в ДНК, отбор и усовершенствование на эмбриональном уровне. Легко предположить, что развитие этой технологии позволит обеспеченным людям не только выбирать пол будущего ребенка, но уже на самых ранних стадиях выбирать и совершенствовать развитие плода, предоставляя ему существенные физические и интеллектуальные преимущества (путем удаления генов болезней и стимулирования тех, которые отвечают за определенные участки развития). 

Несколько лет назад в США родился первый ребенок, эмбрион которого был выбран искусственным путем среди нескольких вариантов: с лучшим ДНК и того пола, который хотели родители. В китайском университете Сунь Ятсена уже проводят эксперименты по редактированию ДНК эмбрионов, чтобы гарантированно избавить будущих детей от некоторых смертельно-опасных болезней.

В ноябре 2017 года в Калифорнии прошла первая в мире процедура по редактированию генома взрослого человека прямо внутри его тела, а уже в декабре 2017 ученые научились корректировать эпигенетические факторы, активируя нужные гены без жесткого вмешательства в структуру ДНК.

Возникает правовой вопрос: почему допинг запрещен, а врожденные и даже приобретенные без химического вмешательства отклонения от нормы — нет? Почему, если одним можно иметь врожденные отклонения, другим нельзя внести их самостоятельно? Как разрешить противоречия между правом человека на полноценную жизнь и обеспечением минимальных требований социального равенства?

С одной стороны, каждый человек имеет права на лучшую жизнь и реализацию любых возможностей по улучшению качества своей жизни и реализации своих возможностей. 

Например, англо-американский юрист, философ и теоретик права Рональд Дворкин защищает право на генную инженерию людей как со стороны родителей, так и со стороны ученых (тем самым оправдывая создание «сверхлюдей»). Он ссылается на два принципа «этического индивидуализма», являющихся для либерального общества базовыми. Первый: каждая индивидуальная жизнь должна быть успешной; второй: хотя все жизни равно важны, человек, которому жизнь принадлежит, несет особую ответственность за ее исход. 

Основываясь на этом, Дворкин утверждает: в секуляризованном мире люди вынуждены «занять место Бога, а значит, бороться за улучшение того, что Бог сознательно или природа слепо развивали в течение эпох. В этом случае первый принцип этического индивидуализма требует вести эту борьбу, а второй запрещает в отсутствие серьезных признаков опасности хватать за руки врачей и ученых, желающих ее возглавить».

С другой стороны, такое разделение окончательно лишит бедные классы шанса на улучшение условий жизни, на доступ к ценным ресурсам, на равную конкуренцию (в т. ч. и в споре). А возможно, в конце концов, лишит и шанса на полноценную жизнь (проблемой чего детально занимаются теоретики «бесполезного класса» — одна из ближайших тем РАПСИ).

В таком социальном расслоении общества, обеспеченном генетической инженерией, существует также и биологическая угроза. Она заключается в том, что широкое генетическое разнообразие личностей сузится и рассыплется на кластеры по четко определенным социальным группам.

Продолжение читайте на сайте РАПСИ 18 апреля.